Библиографический комментарий

Кирион и Эорл.
О дружбе Гондора и Рохана

(i) Северяне и кибитники

Хроника Кириона и Эорла1 начинается лишь с первой встречи Кириона, Наместника Гондора, и Эорла, Предводителя Э́отэ́ода, после Битвы на Поле Келебранта, в которой Гондор разбил своих врагов. Но и в Рохане, и в Гондоре бытовали легенды и предания о великом походе Рохиррима с Севера, по которым и были составлены рассказы, позже появившиеся в Хрониках2 вместе с другими, касающимися Э́отэ́ода. Здесь они изложены вместе в краткой хроникальной форме.

Э́отэ́од под этим именем впервые стал известен во дни гондорского Короля Калимехтара, скончавшегося в год 1936 Третьей Эпохи, когда они были малым народом, жившим в Андуинских Долинах между Карроком и Ирисными Низинами, большей частью на западном берегу реки. То были последние из северян, некогда многочисленного и могучего объединения народов, живших на обширных равнинах между Лихолесьем и рекой Бегущей – великих коневодов и наездников, славившихся ловкостью и выносливостью – хотя поселения их находились на опушках Леса, особенно в Восточном Уступе, который образовался в большой степени из-за их вырубок леса3.

Эти северяне были потомками того же племени людей, что и те, которые в Первую Эпоху ушли на Запад Средиземья и стали союзниками Эльдара в его войнах с Морготом4. Таким образом, они были дальними сородичами Дýнэдайна и нýменóрцев, и между ними и народом Гондора была тесная дружба. Они были передним оборонным рубежом Гондора, защищавшим от нашествий его северную и восточную границы; но короли Гондора не понимали этого в полной мере, пока рубеж этот не был ослаблен и, наконец, уничтожен. Упадок р'ованионских северян начался с Великим Мором, явившимся к ним зимой 1635 года и скоро перекинувшимся также на Гондор. В Гондоре смертность была велика, особенно среди горожан. В Р'ованионе же она была еще выше, поскольку, хотя его жители и селились в основном на открытых местах, не строя крупных городищ, Мор пришел к ним холодной зимой, когда кони и люди укрывались от морозов вместе – низкие деревянные дома р'ованионцев были объединены с конюшнями; кроме того, р'ованионцы были мало сведущи во врачевании и лекарстве, еще изрядно помнимых в Гондоре от мудрости Нýменóра. Говорится, что когда Мор прошел, полегло более половины жителей Р'ованиона и более половины всех их коней.

Оправлялись они медленно; но слабость их долгое время не подвергалась испытанию. Несомненно, народы, жившие дальше к востоку, пострадали не менее, и поэтому враги в то время наседали на Гондор больше с юга и из-за моря. Но когда началось нашествие кибитников, вовлекшее Гондор в войны, продлившиеся почти сто лет, именно северяне приняли тяжесть первых ударов. Король Нармакил II вывел на север в равнины перед Лихолесьем большое войско, собрав также и всех, кого смог, из рассеянных остатков северян; но потерпел поражение и сам пал в бою. Уцелевшая часть его армии отступила через Дагорлад в Итилиэн, и Гондор потерял все свои земли к востоку от Андуина, кроме Итилиэна5.

Что до северян, то некоторые, как говорят, бежали за Келдуин {Celduin}, Бегущую, и смешались с родственным им народом Дэйла под Эребором, иные укрылись в Гондоре, а остальных собрал Мархвини сын Мархари, павшего в арьергарде в Битве на Равнинах6. Эти, пройдя между Лихолесьем и Андуином на север, осели в Андуинских Долинах, где к ним присоединилось множество беженцев, ушедших через Лес. Таково было начало Э́отэ́ода7, хотя в Гондоре долгие годы ничего не знали обо всем этом. Большинство же северян было обращено в рабство, а их земли заняли кибитники8.

Но спустя некоторое время Король Калимехтар, сын Нармакила II, избавившись от других опасностей9, решил отомстить за поражение в Битве на Равнинах. К нему от Мархвини пришли гонцы, предупредившие его о том, что кибитники собираются в набег на Каленардон через Отмели10; они также сказали, что северяне-рабы готовят бунт и восстанут, когда кибитники выйдут на войну. Поэтому Калимехтар, как только смог, выступил из Итилиэна с войском, следя за тем, чтобы его приближение было хорошо заметно врагу. Кибитники вышли со всей силой, какую только смогли выставить, и Калимехтар стал отступать перед ними, уводя их от их жилищ. Битва произошла над Дагорладом, и исход ее долго не мог определиться. Но в самый разгар сражения всадники, высланные Калимехтаром через Отмели, с которых враг снял стражу, соединившись с огромным Э́оредом11 во главе с Мархвини, ударили кибитникам во фланг и с тыла. Победа Гондора была сокрушительной – но, как оказалось, не решающей. Когда враг был разбит и в беспорядке скоро бежал на север к своим жилищам, Калимехтар мудро не стал преследовать их. Кибитники оставили истлевать на Дагорладе около трети своего воинства, смешав их останки со останками павших в прежних, доблестнейших битвах прошлого. Всадники же Мархвини догнали отступающих и наносили им огромный урон на всем их долгом пути через равнины, пока вдали не показалось Лихолесье. Там всадники оставили их, дразня: "Бегите на восток, а не на север, Сауроново племя! Смотрите, вон горят дома, что вы отняли у нас!" Ибо вдали поднималось множество дымов.

Восстание, устроенное Мархвини, совершилось; вышедшие из леса отчаянные люди взбунтовали рабов, и тем вместе с ними удалось сжечь многие жилища кибитников, их склады и укрепленные лагеря из повозок. Большая часть восставших при этом погибла; ибо они были плохо вооружены, а враг не оставил свои дома без охраны: юношам и старикам помогали молодые женщины, которые в этом народе также учились владеть оружием и яростно сражались, защищая свои дома и своих детей. Так Мархвини пришлось в конце концов отступить в свою страну за Андуин, и северяне его племени никогда больше не вернулись в свои старые дома. Калимехтар ушел в Гондор, который некоторое время (с 1899 по 1944) отдыхал от войн, пока не случилось нападение, едва не прервавшее ветвь гондорских королей.

Несмотря на такой исход, союз Калимехтара и Мархвини не был напрасен. Если бы тогда сила р'ованионских кибитников не была сломлена, нападение повторилось бы снова, с большей силой, и Гондор мог бы пасть. Но вящая польза от этого союза была в будущем, которого никто не мог тогда провидеть: он породил два великих походах Рохиррима на помощь Гондору – приход Эорла на Поле Келебранта и рога Короля Тéодена над Пеленнором, без которых и возвращение Короля было бы напрасным12.

Тем временем кибитники зализывали раны и замышляли месть. За пределами досягаемости войск Гондора, в землях к востоку от Моря Р'ŷн, откуда до Короля не доходили никакие вести, множились и расселялись соплеменники этого народа, жаждавшие завоеваний и добычи и полные ненависти к Гондору, стоящему у них на пути. Однако они долго не трогались с места. С одной стороны, их страшила мощь Гондора; не зная ничего о том, что к западу от Андуина, они считали, что гондорские пределы куда обширнее и многолюднее, чем это было тогда на деле. С другой стороны, восточные кибитники продвинулись на юг, за Мордор, и столкнулись с народами Кханда и их соседями дальше к югу. Лишь со временем между врагами Гондора установились союз и единение, и было подготовлено нападение, которое должно было произойти одновременно с севера и с юга.

Конечно же, в Гондоре об этих замыслах было известно мало или совсем ничего. То, что рассказывается здесь, выведено из происшедших много позже событий историками, которые уже понимали, что и ненависть к Гондору, и союз его врагов для совместных действий, к которым у них самих не хватило бы ни воли, ни мудрости, были вызваны происками Саурона. Однако Фортвини, сын Мархвини, предупреждал короля Ондохера, наследовавшего своему отцу Калимехтару в году 1936, что кибитники Р'ованиона оправляются от слабости и страха и что он подозревает о притоке к ним свежих сил с Востока, ибо его сильно тревожат набеги на южную окраину его земли, которые производятся как из-за Реки, так и через Проужины Леса13. Гондор же тогда не мог сделать ничего, кроме как поднять и начать обучать войско такой величины, какое только возможно было собрать и выставить. Поэтому, когда нападение случилось, оно не застало Гондор врасплох, но сил оказалось меньше, чем было нужно.

Ондохер знал, что враги с юга готовятся к войне, и у него достало мудрости разделить свои силы на северную и южную армию. Последняя была меньше, потому что и опасность с той стороны считалась меньшей14. Этой армией командовал Эарнил, член Королевского Дома, потомок короля Телумехтара, отца Нармакила II. Опорная крепость его была в Пеларгире. Северную армию возглавил сам король Ондохер. Обычай Гондора всегда разрешал Королю при желании самому вести свое войско в решающую битву, если тот оставлял наследника с неоспоримым правом на трон. Ондохер обладал воинственным нравом, воины любили и ценили его; у него было два сына, оба достаточно взрослые для ратного дела: Артамир, старший, и Фарамир, на три года младше.

Известия о выступлении врага достигли Пеларгира на девятый день кермиэ 1944 года. Эарнил уже выстроил свои силы: он с половиной войска пересек Андуин и, умышленно оставив Поросские Броды незащищенными, встал лагерем в сорока милях к северу в Южном Итилиэне. Король Ондохер решил провести свое войско через Итилиэн и развернуть его на Дагорладе, в месте, зловещем для всех врагов Гондора. (В то время укрепления вдоль Андуина к северу от Сарна Гебир, выстроенные Нармакилом I, чтобы предотвратить всякую попытку врага переправиться через реку у Отмелей, еще чинились и отстраивались умелыми воинами из Каленардона.) Но известия о нападении с севера достигли Ондохера только утром двенадцатого дня кермиэ, когда враг уже подтянул свои силы, тогда как армия Гондора двигалась медленнее, чем шла бы, если бы Ондохер получил предупреждение вовремя, и его авангард еще не достиг Врат Мордора. Основной корпус, возглавляемый Королем и его Гвардией, сопровождали воины Правого и Левого Крыла, которые должны были занять его место по выходе из Итилиэна и приближении к Дагорладу. Там они ожидали удара с севера или северо-востока, как это было в Битве на Равнинах, когда Калимехтар одолел врага на Дагорладе.

Но вышло не так. Кибитники выстроили на южном берегу внутреннего моря Рŷн огромное войско, в Р'ованионе усилив его своими сородичами и новыми союзниками из Кханда. Когда все было готово, они выступили на Гондор с востока, двигаясь со всей возможной быстротой вдоль хребта Эреда Литуи, отчего их приближение не было замечено, пока не стало уже слишком поздно. Вот как случилось, что авангард армии Гондора еще только поравнялся с Вратами Мордора, когда восточный ветер принес тучу пыли, объявившую о приближении передовых частей вражеского воинства15. Они состояли не только из боевых колесниц кибитников, но также и из кавалерии, количество которой превзошло все ожидания. Ондохер успел лишь развернуться возле Мораннона, принять удар правым флангом и послать Минохтару, Воеводе правого крыла, приказ как можно быстрее прикрыть его левый фланг; тотчас же колесницы и всадники врезались в его рассредоточенный строй. О несчастье, последовавшем за этим, до Гондора дошли лишь немногие четкие донесения.

Ондохер совершенно не был готов принять такой мощный удар кавалерии и тяжелых колесниц. Со своей Гвардией и знаменем он поспешно занял позицию на невысоком холме, но было поздно16. Противник обрушил главный удар на его знамя, и знамя было захвачено, Гвардия полностью перебита, сами Ондохер и сын его Артамир пали, и тел их не нашли. Вражеское войско пронеслось над ними и обтекло вокруг холма, глубоко врубаясь в растерянные ряды гондорцев, увлекая их в беспорядке вспять, разбрасывая их и загнав множество воинов в Гиблые Болота.

Командование принял Минохтар. Он был человеком доблестным и сметливым. Первый пыл атаки уже спал, и враг понес куда меньшие потери и одержал куда больший успех, чем ожидал. Кавалерия и колесницы не стали отступать, потому что главное войско кибитников близилось к ним. В этот час Минохтар, развернув свое собственное знамя, возглавил уцелевших воинов Срединного полка и тех, что были под его началом. Он сразу же отослал гонцов к Адрахилю Дол-Амротскому17, Воеводе левого крыла, приказав ему отступать как можно скорее со своим войском и теми из арьергада правого крыла, что не были еще заняты в битве. С этими силами Адрахиль должен был занять оборону между Каиром Андрос, весьма пригодным к обороне укреплением, и горами Эфеля Дýат, где из-за длинного извива Андуина перешеек был наиболее узким, чтобы продержать, сколько удастся, подступы к Минасу Тирит. Сам же Минохтар, чтобы выиграть время для этого отступления, выстроил свое войско и встал на пути у главного корпуса сил кибитников. Адрахиль должен был сразу же отправить гонцов к Эарнилу, если бы им удалось его найти, и сообщить ему о несчастье при Моранноне и о положении отступающей северной армии.

Когда приготовилось к атаке основное войско кибитников, было два часа пополудни и Минохтар уже отошел до большого Северно-Итилиэнского Тракта в полумиле от места, где Тракт сворачивал на восток к Дозорным Башням Мораннона. Первая победа кибитников теперь стала началом их разгрома. Не зная о величине и строе обороняющейся армии, они поторопились с ударом, а большая часть армии Гондора не вышла еще из узкого итилиэнского горла – поэтому атака колесниц и кавалерии увенчалась успехом гораздо более скорым и головокружительным, чем они ожидали. Основной же удар кибитников слишком замешкался, и поэтому они не смогли воспользоваться своим численным преимуществом в полной мере, как собирались, привыкнув к сражениям на открытых местах. Быть может, обрадовавшись гибели Короля и большей части Срединного полка, кибитники решили, что уже одолели армию защитников Гондора и головному войску остается лишь довершить нашествие и занять Гондор. Если так, то они просчитались.

Кибитники почти перестали держать строй, торжествуя и распевая победные песни, не замечая ни следа противника, пока не оказалось, что дорога в Гондор сворачивает на юг в узкую лесистую горловину в тени Эфеля Дýат, где войско могло пройти или проехать только колонной и только по большой дороге. Дорога впереди опускалась в ущелье.

Здесь текст обрывается, и заметки и наброски его продолжения большей частью нечитаемы. Можно, однако, понять, что люди Э́отэ́ода сражались вместе с Ондохером; а также то, что Фарамиру, второму сыну Ондохера, было приказано оставаться в Минасе Тирит в качестве регента, ибо закон не разрешал обоим сыновьям Ондохера отправляться на войну одновременно (такое замечание делается ранее в повествовании, стр. 291). Однако Фарамир ослушался; он отправился на битву переодетым и был убит. Расшифровать записи в этом месте полностью невозможно, но похоже, что Фарамир присоединился к Э́отэ́оду и со многими из них был захвачен при отступлении в сторону Гиблых Болот. Вождь Э́отэ́ода, в имени которого можно прочесть только первую часть "Марх-", подоспел к ним на помощь, но Фарамир умер на его руках, и только обыскав его тело, вождь нашел знаки, указывавшие на то, что это был Королевич. Вождь Э́отэ́ода тотчас же отправился к Минохтару в начало Северно-Итилиэнского Тракта, и в тот самый момент, когда Минохтар отдавал гонцу приказ доставить Королевичу в Минас Тирит известие о том, что тот отныне становится Королем, вождь сообщил Минохтару, что Королевич переодетым отправился на бой и погиб.

Появление Э́отэ́ода и роль, которую сыграл его вождь, вероятно, объясняет включение в повествование, очевидно являющееся рассказом о начале дружбы Гондора и Рохиррима, этого столь подробного описания битвы гондорской армии с кибитниками.

Заключительный фрагмент записей говорит примерно о следующем: двинувшись по тракту в глубокое ущелье, войско кибитников несколько порастеряло свое ликование и торжество; конец записей показывает, что вскоре у них на пути встал арьергард Минохтара. «Кибитники безостановочно вливались в Итилиэн», и «вечером тринадцатого дня кермиэ они разбили Минохтара», который был застрелен из лука. Здесь также говорится, что он был сыном сестры Короля Ондохера. «Воины Минохтара вынесли его из битвы, а остатки арьергарда бежали на юг искать Адрахиля». Тогда предводитель кибитников скомандовал войску остановиться и задал победный пир. Больше разобрать не удается ничего; но краткое описание в Приложении А к "Властелину Колец" рассказывает, как с юга пришел Эарнил и разбил их:

«В году 1944 Король Ондохер и оба его сына, Артамир и Фарамир, пали в битве к северу от Мораннона, и враги вступили в Итилиэн. Но Эарнил, полководец Южной армии, одержал в Южном Итилиэне великую победу и разбил армию харадримов, перешедших через реку Порос. Спеша на север, Эарнил собрал все, что осталось от Северной армии и вышел ко главному лагерю кибитников, когда те пировали и веселились, считая, что Гондор побежден и остается только забрать свою добычу. ураганом налетел на их лагерь и поджег повозки, выбив врага далеко из Итилиэна. Большая часть бежавших от Эарнила врагов сгинула в Гиблых Болотах.»

В Повести Лет победа Эарнила называется Битвой при Стоянке. После гибели у Мораннона Ондохера и обоих его сыновей Арвэдуи, последний король северного края, заявил свои права на корону Гондора; но притязания его были отклонены, и спустя год после Битвы при Стоянке Королем стал Эарнил. Сыном его был Эарнур, который стал последним из Королей Южной Земли и погиб в Минасе Моргул, приняв вызов Предводителя Назгŷла.

(ii) Поход Эорла

Еще когда Э́отэ́од жил в своих старых местах18, в Гондоре хорошо знали его как народ, которому можно доверять, и от которого приходили известия обо всем, что происходило в тех местах. Люди Э́отэ́ода были потомками тех cеверян, что в былые века считались родичами дýнаданов, а в дни великих Королей этот народ был Королям союзником и пролил немало крови за Гондор. Поэтому в Гондоре в дни Эарнила II, предпоследнего из королей Южной Земли19, очень внимательно отнеслись к тому, что Э́отэ́од двинулся на далекий Север.

Новая страна Э́отэ́ода лежала к северу от Лихолесья, между Мглистыми горами на западе и Лесной рекой на востоке. К югу она простиралась до слияния двух коротких речек, которые называли Сизручьем и Долгострыем. Сизручей тек с Эреда Митрин, Серых Гор, а Долгострый сбегал со Мглистых гор и назван так был потому, что был притоком Андуина, в Э́отэ́оде именовавшегося Долготоком20.

После отхода Э́отэ́од и Гондор продолжали обмениваться гонцами; но от слияния Сизручья и Долгострыя, где стоял единственный укрепленный бург Э́отэ́ода, и до впадения Лимлайта в Андуин было около четырехсот пятидесяти наших миль по прямой птичьим лётом и много больше для идущего по земле; а до Минаса Тирит таким же образом – восемьсот миль.

Хроника Кириона и Эорла не сообщает ни о каких событиях до Битвы на Поле Келебранта; но из других источников можно узнать, что ход их был таков.

Просторные земли к югу от Лихолесья, от Бурых Земель до Моря Р'ŷн, до самого Андуина не представлявшие собой препятствия для захватчиков с Востока, были источником постоянной заботы и беспокойства правителей Гондора. Во время Бдительного Мира21 укрепления вдоль Андуина, особенно на западном берегу Отмелей, пришли в упадок и обветшали22. После же этого времени Гондор атаковали одновременно и орки из Мордора, слишком надолго оставленного без присмотра, и умбарские пираты, и у Гондора не было ни людей, ни возможности укрепить рубеж Андуина к северу от Эмина Муйл.

Кирион стал Наместником Гондора в г. 2489. Про угрозу с Севера он помнил всегда и много размышлял о том, что можно сделать, чтобы избавиться от опасности вторжения с той стороны; а силы Гондора убывали. Кирион выставил небольшие отряды в заставу на Отмелях и выслал разведчиков и лазутчиков в земли между Лихолесьем и Дагорладом. Так он вскоре узнал о том, что новый грозный противник с Востока спешно подтягивает свои силы от Моря Р'ŷн. Враги истребляли или угоняли на север в Лес по Бегущей остатки северян, друзей Гондора, еще живших к востоку от Лихолесья23. Но помочь им Кирион никак не мог, и сбор сведений тоже становился все более и более опасным; слишком часто разведчики не возвращались.

Поэтому не раньше конца зимы 2509 года Кирион узнал о том, что готовится новое великое нашествие на Гондор: несметные полчища врагов собрались вдоль всей южной опушки Лихолесья. Вооружены они были плохо и имели мало боевых коней – лошади у них были в основном тягловой силой, потому что с собой у врагов было множество больших кибиток, как у тех кибитников, что напали на Гондор в последние дни Королей, народа, которому эти, несомненно, приходились родней. Но недостаток умения они, насколько можно было понять, добирали числом.

Тогда в отчаянии Кирион обратился мыслью к Э́отэ́оду и решил послать к нему гонцов. Но гонцам пришлось бы ехать через Каленардон, переправиться у Отмелей и до самых Андуинских Долин пробираться через земли, за которыми уже следили и по которым рыскали балхоты24. Это означало самым быстрым конным ходом около четырехсот пятидесяти миль до Отмелей и более пятисот оттуда до Э́отэ́ода, причем от Отмелей гонцам пришлось бы двигаться скрытно и большей частью по ночам, пока они не минуют тень Дол-Гулдура. Кирион мало надеялся на то, что его гонцы доберутся до цели. Он собрал добровольно вызвавшихся, отобрал из них шесть самых смелых и выносливых всадников и отправил их попарно с разницей в день. Каждый из них нес послание, заученное наизусть, и маленький камешек с вырезанной на нем печатью Наместников25, который он должен был передать Правителю Э́отэ́ода в собственные руки, если доберется до его земель. Послание было адресовано Эорлу сыну Лéода, ибо Кирион знал, что тот унаследовал своему отцу некоторое время назад, в возрасте всего шестнадцати лет, и сейчас, когда ему исполнилось не больше двадцати пяти, вести, доходившие о нем до Гондора, славили его как человека великой храбрости и мудрого не по годам. И все же Кирион мало рассчитывал на то, что, даже если послание его будет получено, на него будет дан ответ. Ничто не связывало Э́отэ́од с Гондором, кроме старинной дружбы, и только ради нее Э́отэ́од должен был отправить в такую даль всю воинскую силу, которую сможет выставить. Известие о том, что балхоты истребляют последних их сородичей на Юге – если только оно еще не дошло до них – могло бы придать убедительности призыву Кириона в случае, если самому Э́отэ́оду ничто не угрожает. К этой своей просьбе Кирион не прибавил ничего26 и стал собирать все силы, чтобы встретить надвигающуюся бурю. Самолично возглавив свое войско, он приготовился со всей возможной спешностью двинуть его на север в Каленардон. В Минасе Тирит остался начальствовать Халлас, его сын.

Первая пара гонцов отбыла в десятый день сýлимэ; и вышло так, что именно гонец из этой пары один из всех шестерых добрался до Э́отэ́ода. Это был Борондир, великий всадник из клана, возводившего свой род к одному из старшин северян, что в былые дни служил Королям27. Ни об одном из остальных гонцов так и не узнали ничего – кроме спутника Борондира. Его подстрелили из засады близ Дол-Гулдура, а Борондира спасли его удача и быстрый конь. Люди, выходившие из Леса, гнались за ним на север до самых Ирисных Низин и часто подстерегали по дороге, заставляя его сворачивать с прямого пути и пускаться в долгие объезды. Наконец, через пятнадцать дней, он добрался до Э́отэ́ода; последние два дня он ничего не ел и был так слаб, что едва выговорил свое послание Эорлу.

Это было в двадцать пятый день сýлимэ. Эорл молча посовещался сам с собой; но не долго. Вскоре он встал и сказал:

– Я приду. Если Мундбург падет, то куда же нам бежать от Тьмы?

И в знак обещания он пожал руку Борондиру.

Тотчас же Эорл созвал совет Старейшин и начал готовиться к большому походу. Это, однако, заняло не один день, ибо надо было приготовить и собрать большое воинство и продумать управление людьми и оборону страны. В то время Э́отэ́од жил мирно и не опасался войны; от известия, что их предводитель собрался воевать далеко на Юге, могло случиться всякое. Эорл, несмотря ни на что, ясно видел, что помочь может только вся сила его войска и что он должен рискнуть всем или же отступиться и нарушить свое обещание.

Наконец, воинство было собрано; лишь несколько сот воинов оставили в помощь тем, кто не годился для такого отчаянного похода по молодости лет или по старости. Наступил шестой день месяца вúрессэ. В этот день молча тронулся огромный э́охер, отринув страх и призвав малую надежду; ибо они не знали, что предстоит им по дороге и что ждет по окончании ее. Говорится, что Эорл повел за собой около семи тысяч всадников в полном вооружении и несколько сотен конных лучников. По правую руку от него ехал Борондир, служивший, насколько мог, проводником, так как он последним проезжал по тем местам. Однако во все время долгого пути вниз по Андуинским Долинам на их огромное войско не было совершено ни одного нападения. Люди, недобрые и добрые равно, при виде его бежали в страхе перед его мощью и великолепием. Войско проследовало на юг и прошло под большим Восточным Уступом мимо южного Лихолесья, кишевшего балхотами, но не встретило ни следа людей, воинских отрядов или же разведчиков, которые попытались бы преградить ему путь или следить за его продвижением. Отчасти так было по причине, неизвестной им, потому что это случилось уже после отбытия Борондира; но были и другие причины и силы. Ибо когда войско наконец подошло к Дол-Гулдуру, Эорл отвернул к западу, опасаясь черной тени и тучи, надвинувшейся с той стороны, а затем поехал в виду Андуина. Многие всадники поглядывали на запад со страхом и в надежде увидеть издалека свет Двимордена, гибельной страны, которая, как рассказывали легенды их народа, по весне светится золотым светом. Сейчас же она казалась затянутой мерцающим туманом; и, к их ужасу, туман стал переползать через реку и ложиться на землю, что была перед ними.

Эорл не остановил скачки:

– Вперед! – скомандовал он. – Другого пути нет. Мы уже проделали такой длинный путь; неужели же речной туман удержит нас от битвы?

Подъехав ближе, они увидели, что серебристый туман оттесняет сумраки Дол-Гулдура, и скоро въехали в него, поначалу медленно и осторожно; но под покрывалом этого тумана все оказалось залито ровным светом без теней, а справа и слева их словно бы охраняли белые стены, скрывавшие и оберегавшие их.

– Похоже, Владычица Золотого Леса на нашей стороне, – сказал Борондир.

– Быть может, – отозвался Эорл. – Я же верю мудрости Феларóфа. Он не чует здесь зла. Он бодр, и усталость его пропала: он рвется пойти вскачь. Да будет так! Никогда еще мне не были настолько нужны скорость и скрытность.

И Феларóф рванулся вперед, а за ним, словно могучий ветер, последовало и все войско, но тихо, словно копыта коней не касались земли. Так, столь же свежие и полные сил, как в утро их отправления, они скакали весь тот день до ночи и следующий день; на рассвете же третьего дня поднялись с привала, и туман вдруг развеялся; и они увидели, что стоят посреди широкой степи. Справа невдалеке струился Андуин, но они почти миновали его длинную восточную излучину29, и вдали уже показались Отмели. Это было утро пятнадцатого дня вúрессэ, и войско двигалось со скоростью, о которой нельзя было и мечтать30.

Здесь текст обрывается примечанием о том, что дальше должно следовать описание битвы на Поле Келебранта. Описание всей этой войны есть в Приложении А (II) к "Властелину Колец":

«Великая орда дикарей с Северо-Востока ворвалась в Р'ованион и, выйдя из Бурых Земель, переправилась через Андуин на плотах. В это же время, случайно или умышленно, орки, которые в то время – до войны с гномами – были очень сильны, напали с Гор. Захватчики овладели Каленардоном, и Кирион, Наместник Гондора, послал на север за помощью...»

Когда Эорл и его Всадники прибыли на Поле Келебранта,

«северная армия Гондора была в великой опасности. Потерпев поражение в Волде, отрезанная от юга, она отступала через Лимлайт и тут внезапно подверглась нападению орочьего войска, прижавшего ее к Андуину. Все надежды были уже утеряны, как вдруг с севера подошли Всадники, которых никто не ждал, и ударили в тыл врагам. Ход битвы тут же переменился, и врагов, безжалостно истребляя, погнали вдоль Лимлайта. Эорл повел своих воинов в погоню, и страх, летевший впереди конников Севера, был так велик, что и захватчики, вторгшиеся в Волд, поддались панике, и Всадники принялись охотиться за ними по равнинам Каленардона.»

Схожее с этим, но более сжатое описание дается также в Приложении А (I, iv). Ни одно из них не дает возможности доподлинно восстановить ход битвы, но вполне ясно, что Всадники, переправившись через Отмели, затем перешли Лимлайт (см. прим. 27, стр. 313) и обрушились на тылы врага на Поле Келебранта; то, что «врагов, безжалостно истребляя, погнали вдоль Лимлайта», означает, что балхоты были отброшены на юг в Волд.

(iii) Кирион и Эорл

Этому рассказу предшествует заметка о Халифириэне, самом западном из маяков Гондора вдоль Эреда Нимрайс.

Халифириэн31 был самым высоким из маяков, и, как и Эйленах, второй из них по высоте, высился в дремучем лесу; за ним тянулось глубокое ущелье, темный Фириэн-дол, в длинном северном отроге Эреда Нимрайс, и гора эта была самой высокой горой этого отрога. Из ущелья она поднималась крутой стеной; внешние же склоны ее, особенно северный, были длинными и пологими, и на них почти до самой вершины рос лес. Вниз по склонам он становился все более густым и дремучим; наиболее – вдоль Межевого Ручья, протекавшего по ущелью, и к северу на равнинах, по которым бежал тот Ручей, впадая в Энтову Купель. Большой Западный Тракт прорезал в этом лесу длинную просеку, огибая болотистые местности, начинавшиеся за его северной опушкой; но тракт этот был проложен в старину32, и после исчезновения Исилдура в Фириэнском лесу никто не срубил ни одного дерева, кроме Смотрителей Маяка, которым поручено было расчищать Тракт и тропу, что вела к вершине горы. Тропа эта отворачивала от Тракта возле его входа в Лес и вилась до самого верхнего края леса, где начиналась древняя каменная лестница, что вела к маяку – широкому кругу, который выложили камнями те, кто построил лестницу. Смотрители Маяка были единственными обитателями того Леса, помимо диких зверей; жили они в нескольких домиках возле верхнего края леса, но не подолгу, а сменялись в должный срок, если только непогода не удерживала их. Большей частью они рады были возвратиться домой – не из-за диких зверей, и не злая тень былых лет лежала на Лесе; но кроме завываний ветра, криков птиц и зверей, а иногда – стука копыт коней, спешивших вскачь по Тракту, там стояла тишина, и люди сами вдруг начинали разговаривать друг с другом шепотом, словно прислушиваясь к отзвукам мощного зова, доносившегося откуда-то из давней дали.

Название "Халифириэн" на рохирримском языке означает "священная гора"33. До прихода рохирримов гора звалась на синдарине Амон Анвар, "гора трепета"; почему – того не знал в Гондоре никто, кроме, как стало впоследствии известно, правившего Короля или Наместника. Для тех немногих, что сбивались с Тракта и блуждали под сенью Леса, сам Лес казался причиной названию: на всеобщем языке он назывался Шепчущимся Лесом. В дни величия Гондора, когда сообщение между Осгилиатом и тремя башнями страны34 осуществлялось посредством Палантúров, на вершине горы не было никакого маяка, ибо ни послания, ни сигналы не были нужны. Позже, когда жители Каленардона стали опускаться, помощи с Севера ждали мало, войска туда не посылались, а Минасу Тирит становилось все труднее удерживать рубеж Андуина и охранять его южный берег. В Анóриэне еще жило много людей, и на них лежала оборона северных путей – из Каленардона и через Андуин у Кеира Андрос. Для сообщения между ними и были выстроены и установлены три самых первых маяка – Амон Дûн, Эйленах и Мин-Риммон35, но на вершине Амона Анвар не было разрешено установить укрепление или маяк, хотя рубеж по Межевому Ручью от непроходимых болот и до его впадения в Энтову Купель и моста, через который Тракт выходил из Фириэнского леса на запад, считался охраняемым.

Во дни Наместника Кириона случилось большое нападение балхотов, которые, объединившись с орками, перешли через Андуин в Волд и начали завоевывать Каленардон. От этой смертельной опасности, грозившей Гондору гибелью, страну спас приход Эорла Юного и его рохирримов.

Когда война закончилась, все гадали, как же Наместник наградит Эорла и какую честь пожалует ему; ожидали, что в Минасе Тирит будет устроено великое празднество, на котором это и откроется. Но Кирион был верен лишь самому себе. Когда поредевшая гондорская армия возвращалась на юг, Кириона сопровождали Эорл и э́оред36 Всадников Севера. Они подъехали к Межевому Ручью, и Кирион обратился к Эорлу, сказав:

– Прощай же, Эорл сын Лéода. Я вернусь к себе домой, где многие дела требуют моего участия. Каленардон я покамест вручаю твоей заботе, если ты не спешишь вернуться в свою страну. Через три месяца здесь же мы встретимся с тобой снова, и тогда посовещаемся.

– Я прибуду, – ответил Эорл; и так они расстались.

Как только Кирион вернулся в Минас Тирит, он призвал к себе нескольких самых верных своих слуг:

– Отправляйтесь в Шепчущийся Лес, – сказал он им. – Там возобновите древнюю тропу на Амон Анвар. Она давно заросла; но начало ее и сейчас отмечено стоячим камнем близ Тракта, там где северная опушка леса смыкается над ним. Тропа сворачивает то туда, то сюда, но у каждого поворота стоит стоячий камень. По этим камням вы выйдете к верхнему краю леса и увидите каменную лестницу, ведущую вверх. Дальше идти я вам запрещаю. Сделайте все это быстро, как сможете, и возвращайтесь ко мне. Лес не рубите; лишь расчистите путь, чтобы смогли подняться несколько человек. Отворот у Тракта оставьте укрытым, чтобы не искушать никого пройти по тропе прежде меня. Никому не говорите, куда вы идете и что собираетесь там делать. Если будут спрашивать, отвечайте, что Господин Наместник велел приготовить место для его встречи с Предводителем Всадников.

Когда подошел срок, Кирион со своим сыном Халласом, Господином Дол-Амрота и двумя другими своими советниками тронулся в путь; и на мосту через Межевой Ручей они встретились с Эорлом. С ним были трое из его старших воевод.

– Поедемте к месту, что я приготовил, – сказал Кирион.

И они оставили отряд Всадников на мосту, а сами повернули обратно по тенистому Тракту и доехали до стоячего камня. Там они спешились и оставили с конями сильный отряд гондорской стражи; и Кирион, встав у камня, обратился к своим спутникам и сказал:

– Я иду на Гору Трепета. Идите со мной, если хотите. Я беру с собой оруженосца, и оруженосца для Эорла, которые понесут наше оружие; остальные безоружными пойдут засвидетельствовать наши слова и дела на высокой святыне. Тропа для нас приготовлена, хотя никто не проходил по ней с тех пор, как прошли мой отец и я.

И Кирион повел Эорла между деревьями, а остальные пошли за ним; и миновав первую веху, они стали идти молча и чутко, словно не желая ничем нарушать тишину. Так они вышли наконец к верху склона горы, прошли через кольцо белых берез и увидели каменную лестницу, уходящую к вершине. После лесного сумрака солнце показалось им ярким и жарким, ибо был месяц ýримэ; вершина же Горы была зелена, словно еще стоял месяц лóтессэ.

У подножия лестницы заросшие мхом камни сложились в подобие скамьи. Там путники посидели немного, пока наконец Кирион не поднялся и не принял у своего оруженосца белый жезл власти и белую мантию Наместников Гондора. Затем, встав на первую ступень лестницы, он нарушил молчание, сказав тихо, но четко:

– Ныне объявляю, что властью Наместников Королей я решил предложить в безвозмездный дар Эорлу сыну Лéода, Правителю Э́отэ́ода, в знак признания доблести его народа и помощи паче всех чаяний, оказанной им Гондору в час крайней нужды, все обширные земли Каленардона от Андуина до Изена. Там, буде он пожелает, он станет королем, и его потомки после него, и народ его станет проживать там свободно, доколе продлится власть Наместников и пока не вернется Великий Король37. Ничьей воли да не будет над ними, кроме их собственного закона и воли, за исключением лишь одного: они обязуются жить в вечной дружбе с Гондором, и враги Гондора да будут их врагами, пока стоят обе наши страны. Но тот же закон вменяется и народу Гондора.

Тогда поднялся Эорл, но не сразу смог заговорить. Он был поражен великой щедростью дара и благородством его предложения; и прозрел мудрость Кириона и как правителя Гондора, стремящегося защитить то, что осталось от его страны, и как друга Э́отэ́ода, нужды и тяготы которого он прекрасно знал. Ибо Э́отэ́од стал народом слишком многочисленным для своей страны на Севере и давно уже мечтал вернуться на юг, на давнюю родину, но страх Дол-Гулдура не пускал его. В Каленардоне же у него было бы простора более, чем достаточно, и от теней Лихолесья Э́отэ́од будет далеко.

Но помимо мудрости и учтивости Эорл и Кирион в тот час были движимы великой дружбой, связавшей воедино их народы, и любовью друг к другу, любовью двух настоящих мужчин. У Кириона это была любовь мудрого отца, состарившегося в заботах мира, к сыну, полному сил и надежд юности; Эорл же в Кирионе видел высочайшего и благороднейшего человека из всех, кого он знал, осененного величием Людских Королей былых времен.

Наконец, когда все эти мысли пронеслись в душе Эорла, он заговорил, сказав:

– Господин Наместник Великих Королей! Дар, предложенный тобой мне и моему народу, я принимаю. Он намного превосходит любую награду, которую могли бы снискать наши дела, не будь они сами вольным даром дружбы. Теперь же дружбу эту я запечатлю клятвой, которая не забудется вовеки.

– Тогда взойдем к высокой святыне, – сказал Кирион, – и перед этими свидетелями принесем подобающие клятвы.

И Кирион с Эорлом пошли вверх по лестнице, а остальные за ними; и когда они поднялись на вершину, то увидели широкий круг ровной земли, не огороженный ничем; у восточного же края его был насыпан невысокий курган, поросший белыми цветами альфирина38, и клонящееся к западу солнце золотило их своими лучами. Правитель Дол-Амрота, возглавлявший свиту Кириона, подошел к кургану и увидел на траве перед ним черный камень, не тронутый ни мхом, ни непогодой; и на камне были вырезаны три буквы. Он спросил Кириона:

– Так это могила? Какой же великий человек лежит здесь?

– Разве ты не прочел буквы? – спросил Кирион.

– Прочел, – ответил Князь39, – и потому дивлюсь; буквы эти – "ламбе", "андо" и "ламбе", но ведь могилы Элендила нет, а после него имени этого никто не брал.40

– Однако же это его могильный курган, – ответил Кирион, – и от него исходит тот трепет, что витает над этой горой и в лесах под ней. От Исилдура, насыпавшего этот курган, к Менельдилу, его наследнику, всему роду Королей и всему роду Наместников до меня самого переходит Исилдурово повеление, по которому курган этот сохранялся в тайне. Ибо Исилдур сказал: "Вот сердце Южного Королевства41, и здесь да покоится память Элендила Верного в призрении Валаров, и доколе стоит Королевство, Гора эта будет святыней, и никто да не тревожит ее покоя и тишины, кроме наследников Элендила." Я привел вас сюда, чтобы клятвы, принесенные здесь, стали священнейшими для нас и для наших наследников с обеих сторон.

И все пришедшие постояли некоторое время, склонив головы, пока Кирион не сказал Эорлу:

– Если ты готов, то принеси свою клятву так, как считаешь должным по обычаям твоего народа.

Тогда Эорл вышел вперед и, взяв у своего оруженосца копье, воткнул его в землю. Затем он обнажил меч и подбросил его так, что тот засверкал на солнце, поймал снова, сделал шаг и опустил клинок на курган, не выпустив из руки. Потом громким голосом принес он Клятву Эорла. На наречии Э́отэ́ода сказал он то, что на всеобщий язык переводится так42:

Слушайте, все народы, не склонившиеся перед Тенью с Востока; дарованием Правителя Мундбурга мы станем жить в стране, что он называет Каленардоном, и потому я клянусь своим именем и именем Э́отэ́ода Севера, что между нами и Великим Народом Запада будет дружба отныне и вовеки; их враги будут нашими врагами, их заботы – нашими заботами, и какое бы зло, угроза или урон ни были нанесены им, мы станем помогать им до последней капли нашей крови. Эта клятва перейдет к моим наследникам, всем, что будут после меня жить в нашей новой земле, и да хранят они эту клятву с нерушимой верностью, дабы Тень не пала на них, и не легло на них проклятие.

И Эорл вложил меч в ножны, поклонился и отошел к своим воеводам.

Кирион ответил ему. Встав во весь рост, он положил руку на курган, а в правой руке поднял белый жезл Наместников и произнес слова, наполнившие тех, что слышали их, благоговением. Ибо когда он встал, солнце, пламенея, опускалось к западу, и показалось, что его белое одеяние – из огня; и поклявшись, что Гондор будет связан теми же узами дружбы и помощи в тяготах, Кирион возвысил голос и произнес на квенья:

Ванда сина термарува Эленно-Нóрео алькар эньялиэн ар Элендил Ворондо воронвэ. Наи тирувантес и хáрар махалмассен ми Нýмен ар И Эру И ор илье махалмар эа теннойо.

И повторил на всеобщем языке:

Клятва сия зиждется в память славы Страны Звезды и верности Элендила Верного в призрении сидящих на престолах на Западе и Единого, Кто вовеки превыше всех престолов.43

Такой клятвы не слышали в Средиземье с тех пор, как сам Элендил присягал на верность союзу с Гил-Галадом Королем Эльдара44.

Когда все было свершено и опустились вечерние сумерки, Кирион и Эорл со своими спутниками молча сошли в лагерь у Межевого Ручья, где для них были приготовлены шатры. После трапезы Кирион и Эорл с Князем Дол-Амротским и Э́омундом, старшим воеводой войска Э́отэ́ода, сели и установили границы власти Короля Э́отэ́ода и Наместника Гондора.

Границы страны Эорла были означены такие: к западу от реки Ангрен до ее слияния с Адорном и оттуда к северу до внешних рубежей Ангреноста, а оттуда к западу и к северу вдоль опушки Леса Фангорна до реки Лимлайт; и эта река была ее северной границей, ибо на земли за нею Гондор не имел притязаний45. На востоке ее границами были Андуин и западный выступ Эмина Муйл до болот в Устьях Онодлó, а за этой рекою – поток Гланхúр, протекавший через Анварский Лес и впадавший в Онодлó; на юге же ее границей был Эред Нимрайс до самого конца его северного отрога; но все долины и ущелья, выходившие к северу, также отходили к Э́отэ́оду, равно как и земли к югу от Хитаэглира, лежавшие между реками Ангрен и Адорн46.

Во всех этих землях под управлением Гондора оставалась лишь крепость Ангреност, в которой стояла третья из Башен Гондора, неприступный Ортанк, где хранился четвертый из Палантúров южных земель. В дни Кириона Ангреност еще охранялся гондорской стражей; но та превратилась в горстку поселенцев под началом Старшины, чей пост передавался по наследству; а ключи от Ортанка хранил Наместник Гондора. "Внешними рубежами" Ангреноста, упомянутыми в описании границ страны Эорла, были стена и ров длиной около двух миль к югу от ворот Башни, тянувшиеся между двумя холмами, которыми оканчивались Мглистые горы; за ними лежали пашни жителей крепости.

Было также решено, что Великий Тракт, который тогда проходил через Анóриэн и Каленардон к Атраду Ангрен, Изенским Бродам47, а оттуда на север в Арнор, должен быть в мирное время открыт для путников обоих народов беспрепятственно, а уход за ним от Межевого Ручья и до Изенских Бродов ложится на Э́отэ́од.

По этому соглашению к стране Эорла отошла лишь небольшая часть Анварского Леса к западу от Межевого Ручья; Кирион установил, что Гора Анвар теперь – святыня обоих народов, и охрану и уход за ней должны отныне разделять и Эорлинги, и Наместники. Позже, когда Рохиррим вырос в числе и силе, а Гондор увядал и испытывал растущую угрозу с Востока и с Моря, дозор на Анваре состоял целиком из жителей Остфолда, а лес по обычаю стал частью владений Королей Марки. Гору рохирримы называли Халифириэном, а Лес – Фириэнхольтом48.

Позже день Принесения Клятв стал считаться первым днем нового королевства, днем, когда Эорл принял титул Короля Марки Всадников. Но на деле прошло еще некоторое время, прежде чем рохирримы вступили во владение своей новой землей, и всю свою жизнь Эорл звался еще Предводителем Э́отэ́ода и Королем Каленардона. Словом "Марка" обозначалось пограничье, особенно служащее оборонным рубежом для внутренних земель страны. Синдаринские названия "Рохан" – Марка – и "рохиррим" – ее жители – ввел Халлас, сын и наследник Кириона, но их часто употребляли не только в Гондоре, но и в Э́отэ́оде49.

На следующий день после принесения Клятв Кирион и Эорл обнялись и с сожалением простились, ибо Эорл сказал:

– Господин Наместник, меня ждет множество спешных дел. Ныне эта земля свободна от врагов; но враги не истреблены под корень, и за Андуином и под сенью Лихолесья таятся опасности, неведомые нам. Накануне вечером я выслал гонцов на север, смелых и опытных всадников, в надежде, что хоть один из них доберется до моего дома раньше меня. Ибо теперь мне нужно возвращаться; моя земля оставлена на попечении немногих слишком юных и слишком старых; а в таком большом путешествии нашим женщинам и детям с тем скарбом, который мы не сможем бросить, нужна будет охрана; и пойдут они только за самим Предводителем Э́отэ́ода. Я оставлю здесь столько сил, сколько смогу, почти половину всего войска, стоящего сейчас в Каленардоне. Здесь остаются также отряды конных лучников, готовые отправиться туда, где будет нужда в них, если вражеские шайки еще станут рыскать по этой земле; но главная сила будет на северо-востоке охранять все те места, где балхоты переправлялись из Бурых Земель через Андуин; ибо там сохраняется величайшая опасность, и моя величайшая надежда, если я вернусь – провести через эти переправы мой народ в его новую страну с наименьшими потерями и тяготами. Я говорю "если я вернусь": но будь уверен, что я вернусь, дабы исполнить свою клятву, если только несчастье не постигнет нас, и я не погибну вместе с моим народом на долгом пути. Ибо путь наш пройдет по восточному берегу Андуина в тени Лихолесья и через саму долину в тени горы, которую вы называете Дол-Гулдур. На западном берегу нет пути для всадников и для множества людей и повозок, даже если бы Горы и не кишели орками; и никто, ни во множестве, ни малым числом, не выйдет из Двимордена, где живет Белая Хозяйка, плетущая сети, непроходимые ни для одного смертного50. Я пойду восточным путем, так же, как вышел к Келебранту; и пусть те, кого мы призывали в свидетели наших клятв, сохранят нас. Расстанемся в надежде! Даешь ли ты мне разрешение отбыть?

– Воистину, даю, – ответил Кирион, – ибо вижу теперь, что иначе быть не может. Вижу, что из-за опасности, в которой оказались мы, я обратил мало внимания на опасности, с которыми пришлось встретиться тебе, и мало почтил то чудо, каким ты преодолел безнадежно долгие лиги пути с Севера. Малой кажется мне теперь та награда, которую я с радостью и от полноты сердца предложил тебе за наше избавление. Но я верю, что слова моей клятвы, которых не прозревал я, пока не произнес, сошли с моих уст не напрасно. Так расстанемся же в надежде!

Как заведено в Хрониках, лишь часть из того, что здесь вложено в уста Кириона и Эорла, было действительно произнесено при их расставании и передумано в их беседе накануне ночью; но точно, что при расставании Кирион сказал о вдохновенности своей клятвы свыше, ибо он был человеком, лишенным гордыни и обладавшим великой смелостью и щедростью духа, благороднейшим из Наместников Гондора.

(iv) Завет Исилдура

Говорится, что когда Исилдур вернулся с Войны Последнего Союза, он некоторое время оставался в Гондоре, обустраивая страну и наставляя своего племянника Менельдила, прежде чем отбыть на царствие в Арнор. С Менельдилом и еще несколькими верными соратниками он совершил объезд границ всех земель, на которые Гондор заявил свои права; и по возвращении с северной границы в Анóриэн они подъехали к высокой горе, называвшейся тогда Эйленаэр; а после того – Амон Анвар, Гора Трепета51. Это было возле самой середины земель Гондора. Они проложили тропу сквозь чащобу по северному склону той горы и так вышли на ее вершину, зеленую и безлесную. Там они расчистили место и на восточном краю насыпали курган; в том кургане Исилдур захоронил шлем, который носил с собой. Потом он сказал:

– Вот могила и память Элендилу Верному. Здесь будет выситься она посреди Королевства Юга в призрении Валаров, покуда будет стоять Королевство; и место это будет святыней, которую никто да не осквернит. Пусть ни один человек не потревожит его тишины, кроме наследника Элендила.

От порога леса и до венца горы они соорудили каменную лестницу; и Исилдур сказал:

– По этой лестнице пусть не восходит никто, кроме Короля и тех, кого он возьмет с собой, если позволит им следовать за ним.

Затем все бывшие там поклялись сохранить все в тайне; Исилдур же дал Менельдилу совет, чтобы Король посещал время от времени эту святыню, особенно, если в дни опасности или беспокойства будет нуждаться в мудрости; и что сюда также должен он привести своего наследника, когда тот возмужает, и рассказать ему о сооружении этой святыни, и открыть ему все тайны страны и все, что ему должно будет узнать.

Менельдил последовал совету Исилдура, и все Короли после него также, до Рóмендакила I, пятого Короля после Менельдила. В его время на Гондор впервые напали истерлинги52; и на случай, если война, внезапная смерть или другое несчастье оборвет традицию, он велел занести Завет Исилдура в запечатанный свиток и хранить его вместе с другими вещами, которые полагались новому Королю; этот свиток Наместник передавал Королю перед его коронацией53. Передача эта совершалась с тех пор всегда, хотя и без того обычай паломничества на Амон Анвар со своим наследником соблюдали почти все Короли Гондора.

Когда кончились Дни Королей, и Гондором стали править Наместники, потомки Хýрина, наместника Короля Минардила, было решено, что все права и обязанности Королей ложатся отныне на них, "пока не вернется Великий Король". О Завете же Исилдура они рассудили сами, ибо он не был известен никому, кроме них. Рассудили же они так, что слова "наследник Элендила", сказанные Исилдуром, означают потомка Элендила по королевской ветви, наследующего престол; но правления Наместников Исилдур предвидеть не мог. Поскольку же Мардил в отсутствие Короля обладал всей полнотой его власти54, то и потомки Мардила, наследующие Наместничество, имеют те же права и обязанности, пока не вернется Король; следовательно, каждый Наместник имеет право посещать святыню по своему желанию и приводить туда тех, кого сочтет нужным. Слова же "покуда стоит Королевство" они истолковали так, что Гондор остается Королевством под управлением наместника и что слова эти нужно читать теперь так: "пока стоит государство Гондорское".

Однако Наместники, отчасти из благоговения, отчасти из-за занятости заботами о королевстве, очень редко ходили к святыне на Анварской Горе, кроме тех случаев, когда приводили на вершину горы своих наследников, согласно обычаю Королей. Иногда святыня на несколько лет оставалась без присмотра, под призрением Валаров, по слову Исилдура; ибо хотя лес мог буйно разрастись – а люди избегали его из-за его тишины – и могла затеряться тропа, но когда путь открывали вновь, вершина стояла нетронутой и неоскверненной, вечнозеленой и покойной под небесами, пока не переменилось Королевство Гондорское.

Ибо случилось так, что Кирион, двенадцатый из Правящих Наместников, столкнулся с новой великой угрозой: захватчики вторглись во все гондорские земли к северу от Белых Гор, и скоро этому должны были воспоследовать гибель и падение всего королевства. Как известно из истории, эту опасность предотвратила помощь Рохиррима; и Кирион с великой мудростью даровал этому народу все северные земли, кроме Анóриэна, под их правление и царствование, но в вечном союзе с Гондором. Населять северные земли было уже некому, и некому было даже охранять рубеж крепостей вдоль Андуина, защищавший их с востока. Кирион долго думал, прежде чем даровать Каленардон Конникам Севера; и он решил, что ради этого дарования следует полностью изменить Завет Исилдура о святыне на Амоне Анвар. Туда он привел Предводителя Рохиррима, и там у кургана Элендила он в величайшей торжественности принял Клятву Эорла и ответил на нее Клятвой Кириона, навечно закрепив союз Королевств Рохиррима и Гондора. Когда же это свершилось, и Эорл вернулся на Север, чтобы повести за собой свой народ в его новую землю, Кирион сровнял курган Элендила. Ибо он рассудил, что Завет Исилдура отныне лишен значения. Святыня теперь оказалась не "посреди Королевства Юга", а на границе другой страны; и к тому же слова "покуда стоит Королевство" относились к Королевству, каким оно было тогда, когда Исилдур произнес их, основав его и определив его границы. Верно, что некоторые части того Королевства были утрачены с тех пор: Минас Итиль оказался в руках Назгŷла, и Итилиэн опустел; но Гондор не отказывался от этих земель. Право же на Каленардон Гондор клятвенно сложил с себя вовеки. Поэтому шлем, что Исилдур схоронил в кургане, Кирион отнес в Усыпальницы Минаса Тирит; памятью памяти же остался зеленый холм. Даже когда Амон Анвар стал маяком, гору эту почитали и гондорцы, и рохирримы, которые на своем языке назвали ее Халифириэн, Святая Гора.