Следующий свиток
Next scripture
ГЛАВА I. ПРЕДПОСЫЛКИ
До революции фольклор был творчеством угнетаемых классов. В наши дни ф-р есть народное творчество. До революции фольклористика была наукой сверху вниз. В наши дни она становится самостоятельной наукой. Цель: расширить рамки изучения и найти историческую базу, вызвавшую к жизни волшебную сказку. Исследовать, каким явлениям исторического прошлого соответствует русская сказка, и в какой степени оно ее действительно обуславливает и вызывает. Иными словами, основной вопрос – выяснить истоки волшебной сказки в исторической действительности.
Нет прочных и всеми признанных результатов, потому что авторы исходят из ложных предпосылок. Так, мифологическая школа исходила из предпосылки, что внешнее сходство двух явлений, внешняя аналогия их свидетельствует об их исторической связи. Предпосылкой финской школы было предположение, что формы, встречающиеся чаще других, присущи исконной форме сюжета. Однако архаические формы встречаются очень редко, они часто вытесняются новыми, получившими всеобщее распространение. Нужно тщательно проверить свои предпосылки до начала исследования.
В данной книге будет изучаться тот жанр сказок, который начинается с нанесения какого-либо ущерба или вреда (похищение, изгнание) или с желания иметь что-либо (царь посылает сына за жар-птицей) и развивается через отправку героя из дома, встречу с дарителем, который дарит ему волшебное средство или помощника, при помощи которого предмет поисков находится. В дальнейшем сказка дает поединок с противником (важнейшая форма – змееборство), возвращение, погоню. Часто эта композиция осложняется: герой возвращается, братья сбрасывают его в пропасть, затем он прибывает, решает три задачи, воцаряется и женится. Сказки, отражающие эту схему, называются волшебными и составляют предмет нашего исследования.
Предпосылки:
Волшебная сказка есть нечто целое, все сюжеты ее взаимно связаны и обусловлены => невозможность изолированного изучения мотива. Мотив может быть изучаем только в системе сюжета, сюжеты могут изучаться только в их связях относительно друг друга.
4. Сказка как явление надстроечного характера
Почему авторы исследований не видели своих ошибок? Потому, что предпосылки, из которых исходят авторы, часто являются продуктом эпохи, в которую жил исследователь. Наша общая предпосылка для изучения исторических явлений: "Способ производства материальной жизни обуславливает социальный, политический и духовный процессы жизни вообще". => Мы должны найти в прошлом тот способ производства, который обуславливает сказку. Сказка не соответствует той форме производства, при которой она существует.
Возникновение сказки связано не с тем производственным базисом, на котором ее стали записывать в начале XIX века, => сказку надо сравнивать с исторической действительностью прошлого и в ней искать корни ее.
5. Сказка и социальные институты прошлого
Нужно рассмотреть, какие формы производства отражены в сказке. Важна не техника производства, а соответствующий ей социальный строй, то есть институты этого строя. Отсюда вытекает следующая предпосылка: сказку нужно сравнивать с социальными институтами прошлого и в них искать корни ее, то есть сказка сохранила следы исчезнувших форм социальной жизни, и их изучение вскроет источники многих мотивов сказки. Но есть мотивы, не связанные ни с какими институтами.
Сказка имеет связь с областью культов, с религией. Строго говоря религия, культ могут быть названы институтом. Сказку нужно сравнивать с конкретными проявлениями этой религии, а не с религией вообще. Сказка сохранила следы многих обычаев и обрядов, многие мотивы только через сопоставление с обрядами получают свое генетическое объяснение. Например, девушка закапывает кости коровы в саду и поливает их. Такой обряд действительно имелся. Нужно систематически изучать связь с обрядами. Сказка – не хроника. Между сказкой и обрядом имеются различные формы отношений, различные формы связи, и эти формы далее будут кратко рассмотрены.
7. Прямое соответствие между сказкой и обрядом
Самый простой случай – полное совпадение обряда и обычая со сказкой. Это редкий случай (закапывание костей). Нахождение этих параллелей очень важно для объяснения генезиса мотивов.
8. Переосмысление обряда сказкой
Чаще встречается переосмысление обряда, под которым понимается замена сказкой какого-нибудь одного или нескольких элементов обряда, ставшего в силу исторических изменений ненужным или непонятным, – другим, более понятным. Чаще изменяется мотивировка. Например: зашивание героя в шкуру коровы или лошади. Это переосмысление: в обычае мертвеца зашивали в шкуру, чтобы он попал в царство мертвых, а в сказке это обеспечивает попадание в тридесятое царство.
Факт переосмысления доказывает, что в жизни народа произошли некоторые изменения, которые и влекут изменение мотивов.
Особым случаем переосмысления надо считать сохранение всех форм обряда с придачей ему противоположного значения. Это обычай убивать стариков. Кто пощадил старика, тот, по обычаю, должен быть осмеян или наказан. В сказке человек, пощадивший старика – герой. Сюжет иногда возникает из отрицательного отношения к некогда бывшей исторической действительности. С падением уклада обычай, почитавшийся святым, становится ненужным, отвратительным, и героем сказки оказывается нечестивец, помешавший обрядовому действию. Сюжет возникает не эволюционным путем прямого отражения действительности, а путем отрицания этой действительности.
Предпосылка: сказку нужно сопоставлять с обрядами и обычаями с целью определения, такие мотивы восходят к тем или иным обрядам и в каком отношении они к ним находятся.
Может быть случай, когда сказка из объясняемого явления окажется явлением объясняющим, она может быть источником для объяснения обряда.
Если мы обряд расматриваем как одно из проявлений религии, то мы не можем пройти мимо другого проявления ее, а именно – мифа. В большинстве случаев разграничение сказки и мифа чисто формальное.
Под мифом здесь понимается рассказ о божествах или божественных существах, в действительность которых народ верит. Дело здесь в вере не как в психологическом факторе, а как в историческом. Мифы и сказки отличаются не по своей форме, а по своей социальной функции. Социальная функция мифа тоже не всегда одинакова и зависит от степени культуры народа. Миф не может быть отличаем от сказки формально. Сказка и миф иногда настолько полно могут совпадать между собой, что в этнографии и фольклористике такие мифы часто называются сказками. Между тем, если исследовать не только тексты, а исследовать социальную функцию этих текстов, то большинство их придется считать не сказками, а мифами.
Миф имеет социальное значение, но значение это не всюду одинаково. Нужно учитывать степень культуры народов разных стран. Мифы культурных народов древности должны быть включены в круг исследований. Но в то время как мифы доклассовых народов представляют собой прямые источники, здесь мы имеем источники косвенные. Они с несомненностью отражают народные представления, но не всегда являются ими в прямом смысле этого слова. Итак, мы отличаем мифы доклассовых формаций, которые можно рассматривать как непосредственные источники, и мифы, переданные нам господствующими классами древних культурных государств, которые могут служить косвенным доказательством наличия того или иного представления у соответствующих народов.
Отсюда следует предпосылка, что сказку нужно сопоставлять как с мифами первобытных доклассовых народов, так и с мифами культурных государств древности.
11. Сказка и первобытное мышление
Мы ищем основы сказочных образов и сюжетов в реальной действительности прошлого. Oднако в сказке есть образы и ситуации, которые явно ни к какой непосредственной деятельности не восходят (крылатый змей, Кощей и так далее). Будет ошибкой, если мы будем расматривать сказку как некую хронику. Ни крылатых змеев, ни избушек на курьих ножках никогда не было. И тем не менее и они историчны, но историчны они не сами по себе, а исторично их возникновение, и оно-то должно быть объяснено.
Как миф, так и обряд есть продукт некоторого мышления. Первобытное мышление не знает абстракций. Оно манифестируется в действиях, формах социальной организации, в фольклоре, языке. Бывают случаи, когда сказочный мотив не объясним ни одной из приведенных предпосылок. Так, в основе некоторых мотивов лежит иное понимание пространства, времени и множества, чем то, к которому привыкли мы. Формы первобытного мышления должны также привлекаться для объяснения генезиса сказки. Без этого перед нами возникает опасность принять мыслительную действительность за бытовую и наоборот.
Данная работа – генетическое исследование. Генетика ставит своей задачей изучение происхождения явлений, история – изучение их развития. Генетика предшествует истории, она прокладывает путь для истории. Но все же мы имеем дело не с застывающими явлениями, а с процессами, то есть с некоторым движением. Всякое явление, к которому возводится сказка, мы берем и рассматриваем как процесс. Когда, например, устанавливается связь некоторых мотивов сказки с представлениями о смерти, то "смерть" берется нами не как абстрактное понятие, а как процесс представлений о смерти, изложенный в его развитии. Поэтому у читателя легко может сложиться впечатление, что здесь пишется история или предыстория отдельных мотивов. Несмотря, иногда, на более или менее детальную разработку процесса, это все же еще не история. История требует специального историко-этнографического исследования, а фольклорист не всегда на такое исследование может отважиться. Поэтому часто приходится опираться на констатацию фактов связи – и только.
Трудность лежит прежде всего в овладении материалом. Ошибки исследователей часто заключаются в том, что они ограничивают свой материал одним сюжетом или одной культурой, или другими искусственно созданными границами. Фольклор - интернациональное явление. Но если это так, то фольклорист попадает в весьма невыгодное положение по сравнению с классиками, индологами и другими. Они – полные хозяева этих областей, фольклорист же заглядывает в них как гость или странник, чтобы, заметив кое-что, идти дальше. Знать по существу весь этот материал невозможно. И тем не менее раздвинуть рамки фольклористических исследований совершенно необходимо. Oстановимся на точке зрения, что возможно начать исследования, даже если материал целиком не исчерпан. Основание, позволяющее встать на эту точку зрения, есть наблюдение повторности и закономерности фольклорного материала. Здесь изучаются повторные элементы волшебной сказки. Весь материал делится на материал, подлежащий объяснению – это прежде всего сказка – и на материал, вносящий объяснения. Все остальное есть контрольный материал. Фольклорист может не учитывать всего океана материала. Если закон верен, то он будет верен на всяком материале, а не только на том, которй включен в исследование.
Принцип, который здесь выдвигается, противоположен принципу, обычно лежащему в основе фольклорных исследований: здесь всегда стремятся к исчерпывающей полноте материала. Мы выдвигаем иную точку зрения: прежде всего должна быть правильно поставлена задача, и тогда правильный метод приведет к правильному решению.
14. Сказка и послесказочные образования
Обряды, мифы, формы первобытного мышления и некоторые социальные институты считаются досказочными образованиями, возможно сказки объяснить через них. Но сказкой фольклор не исчерпывается. Есть еще родственные ей по сюжетам и мотивам героический эпос, широкая область всякого рода сказаний, легенд и так далее. Они сами могут быть объяснены сказкой, часто восходят к ней.
Имеется мнение, что сказка впитала в себя некоторые элементы первобытной социальной и культурной жизни. Мы увидим, что она состоит из них. Следовательно, появляется картина источников сказки. В основе изучения положена русская сказка, особо учтена сказка северная. Сказка интернациональна, как было уже сказано, и мотивы ее также в значительной степени интернациональны. По существу, такая работа никогда не может считаться оконченной, она скорее вводит в круг изучения генезиса сказки, чем претендует на окончательное решение его. Данная работа не иследование русской сказки, а работа по сравнительно-историческому фольклору на основе русского материала как исходного.