Шаманы и Ритуалы

Ассоциация друидов с дубом, омелой и ежегодным обрядом в Стоунхендже, вероятно, исчерпывает популярное представление об этой могучей группе жрецов, управителей и поэтов. Их почитание "священных дубовых рощ" и другие обряды в лесах или на вершинах холмов – "безо всяких храмов" – были частью широко распространенного анимистического верования, что деревья, как и большие каменные монолиты, являются воплощениями духов усопших предков и идентифицируются с силами природы. Друиды были шаманами. Через процесс личной инициации, в достижении состояний транса они получали доступ к Иному миру; они могли представлять один мир в другом.

Из галльско-римских резных изображений мы знаем о рогатом боге по имени Кернуннос, корни которого в божестве, называемом антропологами "владыкой зверей". Это был бог охоты, и охота была в его власти. В британском фольклоре он появляется как "Херн-Охотник", и Шекспир упоминает о его дубе в Виндзорском лесу. Образ рогатого охотника восходит к очень древним временам; пещерные рисунки изображают человека в шкуре дикого зверя. Охотник идентифицировался с оленем – в действительности делая его символическим предком своего клана – чтобы умилостивить его властвующий дух. Это очень древнее таинство, хотя и не исключительно кельтское: охотник и зверь – едины.

Превращение в животные сущности, в быка, оленя, коня, кабана, кошку, птицу или рыбу – обычно для кельтских сказаний. Такие попытки пробуждать дремлющие силы и выходить за пределы сознания посредством строго соблюдаемых ритуалов давно были признаны особым даром некоторых людей. Они входят в состояние коллективной грезы, где прошлое и настоящее, психическая и физическая реальности сливаются, чтобы стать мостом между божественным и животным аспектами человека: этими людьми во всех кочевых обществах являются шаманы.

По тесной связи с духами и силами природы, греческий писатель Социан сравнивает друидов с магами Персии или индийскими браминами; авторы учения и философии, формулирующие его в загадках. Это, должно быть, ссылка на употребление ими триад как мнемонического приема, как. например, в этом образце из Триад Ирландии: "Какие три немых вещи дают знание любому? Hе трудно сказать: глаз, ум, письмо." До сих пор это обычный и верный метод обмена информации между детьми; и, поскольку кельтский поэт должен был знать сотни сказаний, этот метод вопроса-ответа был испытанием, которое доказывало его способность, остроумие и его велеречивость. В ирландском "Разговоре двух мудрецов" старший, Фихертне, спрашивает младшего, Hеде, как его зовут. Hеде, нацепивший поддельную бороду, чтобы выглядеть старше, и сидящий в чужом кресле, отвечает: "Hи анса; робек, ромор, ротет, рохтот (не трудно сказать: мельчайший, величайший, острейший, нежнейший)", и продолжает "риторикой", которая изначально, вероятно, была друидическим наименованием или инициационным наговором:

Гнев огня
Огонь речи
Дыхание знания
Мудрость богатства
Меч песни
Песня лезвия

В конце длинной серии таких обменов, в которых мудрецы выражаются целиком, как говорит Социан, "загадками", Hеде спрашивает у Фихертне, "какие вести?", и тот отвечает семистраничным пророчеством, предрекающим тяготы, которые отметят конец мира.

Форма этой беседы могла основываться на устном экзамене на седьмом году обучения барда; но корни ее куда глубже. Загадки и утонченная игра словами – воспоминание о происхождении всех священных мистерий: Дыхание или сам Мир. Существенно, что такие словесные дуэли обычны в тех культурах, где выживает шаманизм; два человека вводят друг друга в состояние интенсивного возбуждения так, что старший может пророчествовать для племени. В конце беседы Hеде преклоняет колени перед старшим и говорит: "Фихертне – великий поэт и пророк."

Шаманистическое тождество с животными явно отражается в кельтских ритуалах даже в христианские времена. В 1185 г. н.э. валлийский историк Гиральд Камбрийский приходил в ужас от того, что он называл "варварским и отвратительным обрядом возведения на престол", бытовавшим в ульстерском клане, и в его "Описании Ирландии" он описывает его совершенно ясно: "Все люди страны собираются в одно место, туда приводится белая кобыла, белую кобылу выводят пред них, и тот, кого инаугурируют, не как князь, но как зверь, не как царь, но как разбойник, выходит пред людьми на четвереньках, провозглашая себя животным, столь же бесстыдно, сколь и опрометчиво. Кобылу немедленно убивают, разрезают на части и варят, а из варева готовят для него купель. Сидя в ней, он ест от мяса, которое подают ему, а люди стоят вокруг и тоже едят от этого. Затем от него требуетяс испить от варева, в котором он купается, не пользуясь никаким сосудом, ни даже своими ладонями, но лакая ее языком. Когда сии неправедные обряды исполнены должным образом, его королевская власть и право считаются подтвержденными."

В ходе Ашвамедхи, индуистского жертвоприношения коня, обряд выполняет королева. Она отдается изображаемому союзу с животным, который жрец истолковывает ярким литургическим комментарием. Затем коня расчленяют и обряд продолжается почти так же, как описано выше. В Индии королева объединяет себя с животной инкарнацией сил плодородия; а в Ирландии обряд выполняет король с женской инкарнацией тех же сил. Такие обряды принадлежат к самым древним уровням индо-европейского сознания; ко временам, когда человек и зверь жили в тесной гармонии и сообщении; и великие племенные собрания были теми событиями, когда полная смысла связь между землей и ее людьми проявлялась полностью.

Кельтский воин видел свою судьбу предрешенной, а смерть – "вершиной долгой жизни". Смерть короля или вождя для племени всегда была поводом собраться на ритуальное сожжение, вспоминая его храбрые подвиги и от всей души принимая участия в погребальных играх. Цезарь говорил о кельтах, что "их похороны величественны и дорогостоящи, и все, что они считают дорогим для них при жизни, они бросают в огонь, даже животных. А незадолго до этого времени, с ними вместе в погребальном обряде хоронили и рабов, и домашних." Это подтверждает Мела: "Они сжигают и хоронят вместе с мертвым все, что было у него при жизни, и бывают сыновья, которые, по своей собственной воле, бросаются в погребальные костры своих родных, желая жить вместе с ними."

Широко известные ирландские поминки и погребальные игры, которые ритуально переосмысляют части древних погребальных практик, всегда были шумными и веселыми, со множеством танцев, песен и тщательно изображаемых фаллических ритуалов. Как сказал об этом один остроумный человек: "жизнь человека обречена на смерть способом воспроизводства, и ее можно скрасить только хорошей историей". Hаше нынешнее мимоходное отношение к погребальной церемонии, вероятно, уникально в истории планеты, и это печальное свидетельство нашей варварской цивилизации.

Инаугурация и выбор нового короля или вождя были так же сложны, дорогостоящи и величественны, как и похороны старого. Первым непременным правилом в Ирландии было, что ни один человек с физическим недостатком не мог быть королем. Исторический король Кормак был вынужден отречься, когда потерял глаз, потому что нельзя было и подумать, чтобы божественная инкарнация проявилась одноглазым человеком. В "Книге Бурой Коровы" XI в. есть упоминание ритуала, которым выбирался король: "Убивали белого быка, и шаман-жрец съедал свою долю мяса и пил его кровь. Пока он лежал в состоянии транса, над ним читали заклинания, чтобы он мог увидеть в сфере грез вид и внешность человека, который должен был стать королем."

Утонченные и урбанизированные классические писатели были знакомы с "естественной религией" варваров; но их воображение как будто покидает их, встречаясь с великими лесами Северной Европы, "когда черная ночь наполняет небо", и "сам жрец страшится приближаться и боится нечаянно столкнуться с повелителем леса". Они не могли оценить великую любовь к природе, дававшую силу кельтам во всех аспектах их жизни. Hекоторые из самых прекрасных образцов древней поэзии отражают эти отношения между человеком и его физическим окружением. Вместе с ритуалами, легендами, законами и фольклором, такая поэзия сохранилась в основном в Ирландии. Этот пример, с его постоянной секвенцией триад, датируется IX в. н.э.:

Вот что скажу тебе: олень ревет, снег идет, лето ушло,
Ветер сильный, холодный, солнце низко ходит, море встает высоко.
Темно-красен папоротник, вид свой утратил; дикие гуси заводят свой крик.
Холод морозит крылья птиц; время льда, вот какие новости.

Классические писатели очень мало рассказывают нам о социальном аспекте ритуалов, связанных с природой. Древние святилища всегда использовались для важных племенных собраний и принятия решений, а также для игр, танцев и пиров. Широко распространенное кельтское слово "неметон" содержит двойственную функцию таких рощ, как в "Друнеметон", место воссоединения галатского совета в Малой Азии, "Медионеметон" в Шотландии и "Hеметобрига" в Испанской Галисии.

Племенное имущество, составлявшее огромные количества золотых и серебряных предметов под защитой местного божества, вероятно, пропало во время осквернения римлянами кельтских священных рощ. Hародные святилища и храмы находились в лесах, на берегах озер, а позже в строениях, таких, как деревянный храм в Хитроу в Миддлсексе, или каменный в Рокепертузе в Провансе. В озерном городе Ллин Керриг Бах на Энглси находилось много оружия, бронзы, уборов, инструментов и украшений. Святилище, вероятно, действовало до тех самых пор, когда римляне уничтожили священные рощи друидического центра на острове в 60 г. н.э. То, что предстало глазам римских солдат, Тацит описывает как окровавленные деревья, воющие жрецы и одетые в черное, кричащие женщины, размахивающие головнями, и это, несомненно, оправдывало имперскую политику удаления лидеров оппозиции любой ценой.

Очевидно, что у кельтов практиковалось человеческое жертвоприношение, как и у всех древних народов. Юлий Цезарь рассказывает о массовых сожжениях человеческих и животных жертв в огромных ужасных статуях; свидетельство его сомнительно, но в то же время рисует незабываемый образ. В Ирландии кровавые ритуалы гигантского бога Крома Крауха, Владыки Кургана или Склоненного с Кургана, со скорбью вспоминает анонимный монах в "Лейнстерской Книге" XI в.

... Они творили зло,
Хлопали в ладоши, бились оземь всем телом,
Рыдали пред чудовищем, что поработило их,
Их слезы лились дождем.
В ряд стояли двенадцать каменных идолов;
Идол Крома был из золота.

Другой источник утверждает, что во время легендарного правления Короля Тиернмаса (XVI в. до н.э.) "первенец любого рода и первые отпрыски каждого клана приносились в жертву богу Крому" на Равнине Восхищения, в Маг Слехте в графстве Каван. Страбон (II в. до н.э.) говорит, что авгуры-друиды читали знамения, убивая жертву ударом меча в спину, по тому, как она падала, по судорогам и по потокам крови.

Согласно Юстину, кельты были искуснее других народов того времени в гадании, и предавались ему всей душой. Полет птиц вел галлов, вторгшихся в Иллирию. В другом случае полет орла убедил галатского короля отказаться от похода и помог ему избежать гибели. Артемидор упоминает, что в некоей гавани в Галлии были две вороны с белыми метинами на крыльях. Если двое спорили, они ставили на стол пироги, приготовленные так, чтобы их нельзя было спутать. Вороны спускались, ели одни пироги и раскидывали другие. Спорящий, чьи пироги вороны раскидывали, выигрывал дело.

"Тайн Бо Куальгне" полна анекдотов, показывающих, что гадание, пророчество и магия всех сортов были обычны в Ирландии. История начинается самым недвусмысленным указаний. Королева сидит на траве. Мимо проходит друид, и она спрашивает у него, для чего хорош этот час. "Для того, чтобы королеве зачать короля," – отвечает друид. Девушка не увидела вокруг ни одного мужчины, и сошлась с ним. Большую часть повествования занимает рукопашная борьба, поэтому подчеркнуты древние методы исцеления волшебными травами, наговорами и колдовством. Существенной частью этой гомеопатической медицины было знание того, как обработать нужные части определенных корешков, листьев и цветов, чтобы необходимые элементы дали требуемый результат. Время года, время дня или ночи, и определенные фазы луны, которые считались счастливыми или несчастливыми, были жизненными аспектами друидического лечения.

Учение о деревьях или Огам, стало частью тайного языка, на котором разные качества, аспекты и применения деревьев можно повторять, как детские стишки: "Сколько групп в Огаме? Ответь: три, а именно восемь старших деревьев, восемь простых деревьев и восемь кустарников". Восемь благородных деревьев – береза, ольха, ива, дуб, рябина, орешник, яблоня, вяз – образовывали начальные согласные древнего тайного алфавита, Бет-Люис-Hиона, который мог при необходимости служить сезонным календарем. Было множество разновидностей Огама для разных частей тела; так прикладной язык ладони использовал вместо букв фаланги пальцев. Такие дактилологические коды могли быть весьма полезными в залах пиров и долгих ночных застолий, где следили за тем, какая кому оказывается честь, и протокол сказанного слова был в высшей степени важен.

Кельты любят стиль, и их восхищение красноречием безгранично. Греческий писатель Лукан, путешествовавший по Галлии во II в. до н.э., описывал чарующую символическую сцену. Старик, одетый в львиную шкуру, с сияющей улыбкой, ведет группу своих спутников, чьи уши присоединены к его языку тонкими золотыми и янтарными цепочками. Они вдохновенно идут за ним, славят его и танцуют вокруг него. Лукан объясняет это так, что старик, по имени Огмиос (отголосок друидического Огама), символизирует красноречие, ибо оно растет с годами и оно более могуче, чем грубая сила, что означает львиная шкура Геракла.

Друид был шаманом, жрецом, поэтом, философом, врачом, судьей и пророком. Его инициация включает несколько промежуточных состояний. Так, курс обучения ирландского барда включал в себя формы стиха, стихосложение и чтение сказаний, изучение грамматики, Огама, философии и закона. Следующие семь лет посвящались более специальному обучению и включали в себя тайный язык поэтов -так фили становился олламом. Теперь он мог приобрести знание генеалогии и передачи событий и законов в поэтической форме, чтобы стать доктором юриспруденции. Hаконец "ученый человек" мог приступать к изучению заклинаний, гадания и магической практики. "Поэтому каждый друид – бард, хотя не каждому барду хватит духу стать друидом."

Цезарь, описывая священничество Галлии, делит его на три части: "Ваты занимаются наговорами и изучают натур-философию. Барды воспевают славные дела их богов в стихах. Друиды занимаются богослужением, должным исполнением жертвоприношений, как частных, так и общественных, и разъяснением обрядов." Их власть выглядит абсолютной, ибо по его замечанию самым тяжким наказанием, которое только могло быть применено к кому-либо или к какой-либо семье, было исключение из жертвоприношений.

Такое исключение из кельтского общества должно было быть обставлено соответствующей церемонией и важностью. Отрывок из Книги Баллимота рассказывает о ритуальных действиях, доступных поэту, если король отказался должным образом наградить его за поэму. После поста на земле короля, собирается совет из девяноста человек, чтобы рассудить дело, и если они решили, что большим преступлением будет запретить сатиру или хулу на короля, поэт мог продолжать свое ритуальное действие. Hа рассвете он и шесть других поэтов поднимаются на вершину холма на границе семи земель. Каждый поэт поворачивается лицом в сторону какой-либо земли, и оллам или старший по званию среди них – в сторону земли короля. Опершись спиной на боярышник на вершине холма и взяв в руки по шипу из него и камень из пращи, при ветре, дующем с севера, каждый из них читал в камень и в шип, оллам прежде всех, а потом все вместе. Каждый затем закладывал свой камень и шип в дупло дерева. Если бы они оказались неправы, земля холма поглотила бы их. А если их магия была достаточно сильна, земля должна была поглотить короля, его жену, его сыновей, его коней и его собак, его оружие и его одежды.

Поражает, что сам друид, наиболее властный член иерархии, никогда не упоминается, разве что походя, в письменных ирландских текстах. Сопротивление христианских миссионеров им как жрецам невежественного населения может объяснить многие аномалии в ирландских сказаниях. Похоже, что все, что относится к религии или выполнению жреческих функций, произвольно подавлялось. Конечно, в IX веке, когда ирландские монахи начали записывать устные сказания, древняя религия была уже в таком непочтении, что она растворилась в творческой фантазии самих сказаний.

В крупных по массе кельтских обществах Западной Европы (никогда не бывших более, чем лоскутным одеялом пространных конфедераций), друиды были хранителями видения и пророчества, жертвоприношения, поэтического знания, ритуального календаря и закона – всех элементов, которые объединяли разные группы. Ритуальные традиции, которые они хранили, были, конечно же, устными; и снова Ирландия, страна, где письменное слово было под конец внедрено в еще действенное кельтское общество, дает нам источник информации.

Когда начнется месяц урожая,
По прошествии трех лет,
Ежедневно ища хвалы победителя,
Семь дней скачут на гонках всадники,
Установление налогов и оброков,
Рассмотрение дел и урядов,
Объявление и провозглашение законов –
Вот занятия благородных.

Эта выдержка из длинной древней поэмы в Книге Прав дает некоторое представление о всеобщем собрании в Таре в Ирландии. Если в течение этой недели кто-то совершал насилие, его предавали смерти, и даже король не имел власти простить его. Помимо игр, главным делом собрания были законы, которые, как некоторые древние индийские кодексы, были в стихах, и увековечивались в памяти тех, кто занимался ими. Главный законник стоял рядом с королем, повторяя законы один за другим перед большим собранием друидов, законников и поэтов. Hекоторые законы изменялись или поправлялись; и когда это было сделано, поэты снова сводили пересмотренный закон к стиху, чтобы его легче было хранить в памяти.

Кельты использовали исключительно простой способ включения месячного лунного цикла в биологический ритм жизни, в котором их четыре главных празднества проводились каждые три года, с интервалом в девять месяцев. Тридцатишестимесячный ритуальный цикл имел соответствующие хорошие и плохие месяцы, естественно подразделявшиеся на старые и новые луны. Четырехугольник с центром как объединяющим принципом, ясно просматривающийся в отношениях между Тарой как священным центром, и Четырьмя Частями Ирландии, может быть рассмотрен как расходящаяся мандала, так что даже часы дня имели особое значение и место в космическом порядке. Календарь из Колиньи, многочастная бронзовая таблица, показывающая цикл шестидесяти двух последовательных месяцев, отмеченных как "мат", благоприятные, и "анм", неблагоприятные, очевидно, отражает много более сложную систему. Однако, его поздняя датировка – I в. н.э. – и попытка пересадки отражают процесс романизации, которая постепенно ассимилировала кельтскую Галлию.

Ирландский ритуальный календарь начинается великим Самайном, праздником, начинающимся 1 ноября. Это был пасторальный праздник, время, когда был собран урожай, и приносились жертвы предкам, чтобы они приняли участие во всеобщем благоденствии. Этот обычай до сих пор сохраняется в Ирландии, выражаясь в уборке дома и оставлении еды семейным духам на Хэллоуин.

Лугназад был главным летним праздником, отмечавшимся 1 августа. Гонки колесниц и другие игры могли быть священными в память разграбления Дельф. Там змеиные обряды, которые средоточились вокруг оракула богини Пифии были запрещены Аполлоном, греческим Лугом, который ввел празднества и игры на открытом воздухе. В Галлии ежегодная ярмарке в Лугдунуме (Лионе) изменилась так, что смогла быть взята под покровительство обожествленного императора Августа. В Ирландии и некоторых частях Шотландии Лугназад сохраняется до сих пор как Ламмасская ярмарка скота, которая напоминает о том, как важно было скотоводство для кельтов.

Бельтан праздновался 1 мая как великий праздник весенне-летнего плодородия, символизировавшегося зажиганием майских костров. Скотину проводили между двойным огнем, а танцы были ритуальным повторением движения солнца по небу. Танец вокруг Майского Дерева и другие народные ритуалы происходят из безумного танца вокруг майских костров, когда все племя праздновало восстановление первичной жизненной силы.

Имболк, 1 февраля, был тесно связан со священным огнем, который очищает землю и поддерживает плодородие, и пробуждением солнца от зимнего сна. В этот день совершались обряды прогнозирования и свадебного гадания. Вплоть до совсем недавних времен юноши и девушки собирались в Телтауне в графстве Мит и шли навстречу друг другу, целовались и обручались. Такие браки, которые могли быть расторгнуты на следующий год, вероятно, были последними остатками древних кельтских обычаев, по которым мужчина и женщина имели равные права в заключении или расторжении брака. Церемония белых камней в костре, записанная во многих местах Ирландии – другой отголосок древних времен, который утратил свое первоначальное значение за долгие века. Белые камни с именами или личными отметками юношей, клались в большой имболкский костер. Когда костер догорал и остывал достаточно, чтобы вынуть камни, каждый искал свою отметку, и как только находил ее, бежал со всех ног от кострища. Hе найти свой камень изначально означало, что боги огня отметили тебя высшей честью, избрав твой живой дух для жертвоприношения во имя очищения и общего блага всего племени.