Упав в нору у подножия дерева, дети обнаружили, что скользят по узкой трубе, ведущей под уклон вниз; труба аккуратно выбросила их в небольшую комнатку. Эта комнатка была вырыта прямо под деревом, и ни один из корней и корешков, проходивших в том месте, не был потревожен, что потребовало большого старания, потому что корни пронизали комнату, извиваясь и переплетаясь самым причудливым образом. Чтобы перейти с одного места на другое, приходилось обходить, перепрыгивать и подлезать под корни до бесконечности. Некоторые корни располагались весьма удобно для того, чтобы сделать из них низкие сиденья и узкие неровные столики, а дальше все корни уходили в пол комнаты и следовали дальше в том направлении, какого требовало их дело. После открытого воздуха это место показалось детям очень темным, и несколько минут они ничего не видели, но спустя немного времени их глаза привыкли к полумраку, и они вполне смогли все разглядеть.
Первым, что они увидели, были шесть человечков, сидевших на низких корнях. Все они были одеты в зеленую одежду и маленькие клеенчатые переднички, а на головах у них были высокие зеленые колпачки, которые покачивались в такт их движениям. Все они деловито мастерили обувь. Один сучил на колене дратву, другой размачивал куски кожи в ведре с водой, третий полировал внутреннюю сторону ботинка куском выделанной кости, четвертый подравнивал каблуки коротким и широким ножом, а пятый вколачивал в подошву деревянные шпильки. Все шпильки он держал во рту, и от этого у него на лице было широко ухмыляющееся, веселое выражение, а как только ему требовалась шпилька, он выплевывал ее себе в руку и дважды стукал по ней молотком, затем выплевывал следующую шпильку, и она всегда попадала правильным концом вверх, и ни разу ему не приходилось стукать молотком больше, чем дважды. На его работу стоило посмотреть.
Дети выскользнули из норы так неожиданно, что почти позабыли все правила хорошего тона, но как только Шеймас обнаружил, что он находится в комнатке, он снял шапку и встал.
– Господь со всеми здесь, – сказал он.
Лепрекан, который завел их сюда, поднял Бригид с пола, к которому ее все еще приковывало изумление.
– Сядь вон на тот корешок, дитя моего сердца, – сказал он, – и ты сможешь вязать для нас носки.
– Хорошо, сэр, – послушно сказала Бригид.
Лепрекан снял с высокого горизонтального корня четыре спицы и клубок зеленой шерсти. Для этого ему пришлось перелезть через один корень, обойти три и подняться по двум, и он сделал это так легко, словно ему это ничуть не составило труда. Спицы и шерсть он вручил Бригид Бег.
– Ты умеешь обметывать пятку, Бригид Бег? – спросил он.
– Нет, сэр, – сказала Бригид.
– Ну, значит, я покажу, когда ты дойдешь до этого.
Все шесть лепреканов остановили работу и смотрели на детей. Шеймас обратился к ним.
– Господь благослови вашу работу, – сказал он вежливо.
Один из лепреканов, седой и морщинистый, с тонкими седыми усами, свисавшими далеко вниз, сказал тогда:
– Подойди сюда, Шеймас Бег, я сниму с тебя мерку на пару ботинок. Поставь ногу вот на этот корень.
Мальчик так и сделал, и лепрекан снял мерку с его ноги деревянной линейкой.
– Теперь ты, Бригид Бег, покажи мне свою ногу, – и он смерил также и ее. – Будет готово к утру.
– А вы никогда не делаете ничего, кроме обуви, сэр? – спросил Шеймас.
– Ничего, – ответил лепрекан, – разве что если нам нужна новая одежда, то ее приходится шить, но нам жаль каждую минуту, потраченную не на шитье обуви, потому что только это – настоящее занятие для лепрекана. Ночью мы ходим по улицам, заходим в дома людей и срезаем с их денег маленькие частички. Так, частичка за частичкой, мы наполняем золотой горшок, потому что, видишь ли, лепрекан должен иметь золотой горшок, чтобы, если люди его поймают, он мог бы выкупить себя. Но это случается редко, потому что позволить человеку себя поймать – большой позор, и мы так много упражняемся в лазании по корням тут у нас, что ускользнуть от людей нам нетрудно. Конечно, время от времени нас ловят, но люди глупы, и мы всегда уходим от них и безо всякого выкупа. Зеленое мы носим потому, что это цвет травы и листьев, и когда мы сидим под кустом или лежим в траве, люди просто проходят мимо и не замечают нас.
– А вы покажете мне ваш золотой горшок? – спросил Шеймас.
Лепрекан пристально посмотрел на него:
– Ты лепешки с молоком любишь? – спросил он.
– Очень люблю, – ответил Шеймас.
– Тогда лучше поешь немного, – и лепрекан достал с полки кусок лепешки и налил в два блюдца молока.
Пока дети ели, лепрекан задал им много вопросов:
– Во сколько вы встаете по утрам?
– В семь часов, – ответил Шеймас.
– И что вы едите на завтрак?
– Кашу с молоком, – ответил тот.
– Добрая еда, – сказал лепрекан. – А что у вас на обед?
– Картошка с молоком, – сказал Шеймас.
– Совсем неплохо, – сказал лепрекан. – А что на ужин?
На этот раз ответила Бригид, потому что у брата был набит рот:
– Хлеб с молоком, сэр, – сказала она.
– Нет ничего лучше, – сказал лепрекан.
– А потом мы ложимся спать, – продолжила Бригид.
– Почему бы и нет? – сказал лепрекан.
Именно тут Тощая Женщина с Инис-Маграта постучала по стволу дерева и потребовала, чтобы ей вернули детей.
Когда она ушла, лепреканы устроили совет, на котором было решено, что они не могут позволить себе ссориться с Тощей Женщиной и Ши Крогана-Конгайле; так что лепреканы пожали детям руки и попрощались с ними. Лепрекан, который увел их от дома, привел их обратно и, прощаясь, пригласил детей заходить на Горт-на-Клока-Мора, когда они только захотят.
– У нас всегда найдется кусок лепешки, пирога с картошкой и глоток молока для друга, – сказал он.
– Вы очень добры, сэр, – ответил Шеймас, и сестра его сказала то же самое.
Лепрекан ушел, а они стояли и провожали его взглядом.
– Помнишь, – сказал Шеймас, – как он прыгал и дрыгал ногой прошлый раз?
– Помню, – ответила Бригид.
– А вот сейчас он не прыгает и не делает ничего такого, – сказал Шеймас.
– Сегодня он не в настроении, – сказала Бригид, – но он мне все равно нравится.
– И мне, – сказал Шеймас.
Когда они вернулись домой, Тощая Женщина с Инис-Маграта очень обрадовалась им, и испекла пирог с черешней, и дала детям также каши и картошки; Философ же вовсе не заметил, что дети отсутствовали. В конце концов он сказал, что разговор есть глупость, что от женщин всегда сумятица, что детей нужно кормить, но не раскармливать, и что постели придумали для того, чтобы спать в них. Тощая Женщина ответила, что он – гнусный старикан, лишенный всяческих чувств, что она не знает, зачем она вышла за него замуж, что он аж в три раза старше ее, и что никто не поверит, с чем ей приходится жить.