Вот как вышло, что лепреканы Горта-на-Клока-Мора не сказали Философу спасибо за то, что он послал Михаула МакМурраху на их поле. Похищая собственность Михаула, они были вполне в своем праве, потому что их птичка совершенно очевидно пала жертвой принадлежащего ему кота. Теперь же не только возмездие их было аннулировано, но и горшок золота, которое их община собирала на протяжении многих тысяч лет, был украден. Лепрекан без золотого горшка – как роза без аромата, как птица без крыльев или как внутренность без внешности. Лепреканы решили, что Философ поступил с ними дурно, что действия его – злодейские и недобрососедские, и что пока с ним не рассчитаются сполна за потерю сокровища и вместе с ним достоинства, между их народом и маленьким домиком в сосновом лесу не может быть других отношений, кроме войны.
Более того, ситуация для них оказалась невероятно сложной. Они не могли действовать против своего нового врага прямо и лично, потому что Тощая Женщина с Инис-Маграта наверняка вступилась бы за своего мужа; а она принадлежала к Ши Крогана-Конгайле6, имевшим родственников во всех эльфийских крепостях Ирландии и широко представленным в замках и дунах округи. Лепреканы могли бы, конечно, созвать внеочередной сбор шеогов, лепреканов и клуриканов и вчинить Ши Крогана-Конгайле иск об убытках, но этот клан наверняка снял бы с себя всякую ответственность за беспорядки в области, за которую не отвечает ни один из членов их братства, поскольку проступок совершил Философ, а не Тощая Женщина с Инис-Маграта. Несмотря на это, лепреканы не намерены были так все это оставить, и невозможность добиться справедливости лишь усугубляла их гнев.
Один из них отправился на переговоры с Тощей Женщиной с Инис-Маграта, а остальные сосредоточились ночью у жилища Михаула МакМурраху, дабы попытаться вернуть себе сокровище – что оказалось затеей безнадежной. Они обнаружили, что Михаул, прекрасно знакомый с обычаями Земляного Народца, зарыл золотой горшок под терновым кустом, таким образом поместив его под защиту всех эльфов мира – в том числе и самих лепреканов – и пока руки человека не выроют горшок оттуда, они обязаны были чтить то место, где он спрятан, и даже гарантировать его безопасность ценой своей собственной крови.
Лепреканы поразили Михаула необычайным приступом ревматизма, а его жену – таким же злостным ишиасом, но стоны Михаула и его жены доставили им мало удовольствия.
Лепрекан, которому поручили посетить Тощую Женщину с Инис-Маграта, прибыл в хижину в сосновом лесу и заявил об их жалобе. Человечек плакал, рассказывая свою историю, и двое детей заплакали вместе с ним от жалости к нему. Тощая Женщина сказала, что ее искренне огорчает вся эта неприятная история, и что ее сочувствие – на стороне Горта-на-Клока-Мора, но что она хотела бы отмежеваться от любой ответственности, потому что виновен ее муж, а она не может вмешиваться в его мыслительную деятельность, которая, как закончила она, является одним из семи чудес света.
Поскольку муж ее как раз прогуливался в одной из отдаленных частей соснового леса, сделать в тот момент больше ничего было нельзя, и поэтому лепрекан отправился обратно к своим товарищам без добрых вестей, но пообещал вернуться рано утром на следующий день.
Когда поздно вечером того дня Философ вернулся домой, Тощая Женщина ждала его.
– Женщина, – сказал Философ, – ты уже должна быть в постели.
– Должна? – переспросила Тощая Женщина. – Хочу, чтобы ты знал, что я ложусь, когда мне нравится, и встаю, когда мне нравится, не спрашивая разрешения ни у тебя, ни у кого другого.
– Это не так, – сказал Философ. – Ты засыпаешь, нравится тебе это или нет, и когда ты просыпаешься, у тебя тоже никто не спрашивает разрешения. Как и многие другие обычаи, такие, как пение, танцы, музыка и театральные представления, сон попал в почет у людей как часть религиозной церемонии. Нигде так легко не засыпаешь, как в церкви.
– Ты знаешь, что сегодня приходил лепрекан? – сказала Тощая Женщина.
– Никоим образом; – ответил Философ, – и благодаря бессчетным столетиям, пролетевшим с тех пор, как первый спящий – вероятно, с огромным трудом – погрузился в свой религиозный транс, сегодня мы можем спать во время религиозной церемонии с легкостью, которая стала бы для этого доисторического служителя культа и его последователей источником богатства и славы.
– Ты будешь слушать то, что я тебе говорю про лепрекана? – спросила Тощая Женщина.
– Никоим образом, – ответил Философ. – Делались предположения о том, что мы отправляемся спать по вечерам потому, что становится слишком темно, чтобы заниматься чем-либо другим; однако совы, которые являются народом почтенным и мудрым, не спят ночью. Летучие мыши – также народ с весьма ясным умом; они спят среди бела дня, и делают это совершенно очаровательным образом. Они цепляются за ветку дерева лапами и висят вниз головой – позиция, которую я считаю исключительно удачной, поскольку приток крови к голове, происходящий от этого перевернутого положения, должен порождать сонное состояние и определенную слабость ума, которому приходится либо заснуть, либо лопнуть.
– Да наговоришься ли ты когда-нибудь? – воскликнула Тощая Женщина в сердцах.
– Никоим образом, – отвечал Философ. – В некотором смысле сон полезен. Это отличный метод слушать оперу или смотреть синематограф. Что касается занятия для тихого часа днем, то я не знаю ничего, что могло бы сравниться со сном. Как достижение, сон весьма благодатен, но как манера проводить ночь – невыносимо смешон. Если ты собиралась что-то сказать, любовь моя, то говори сейчас, но помни, что всегда надо думать прежде, чем сказать что-либо. Тишина есть начало добродетели. Молчание – прекрасно. Звезды не производят шума. Дети должны быть в постели. Это серьезные истины, с которыми бесполезно спорить; поэтому их подобает чтить в молчании.
– Твоя каша на полке, – сказала Тощая Женщина. – Положи себе. Я и пальцем не пошевелю, даже если ты будешь умирать с голоду. Надеюсь, что в ней осталось мясо. Лепрекан с Горта-на-Клока-Мора был здесь сегодня. Тебе достанется от них за кражу их горшка с золотом. Ах ты, ворюга! Длинноухий кривоногий жирноглаз!
И Тощая Женщина прыгнула в постель. Из-под одеяла она острым злобным глазом выглянула на своего мужа. Она пыталась устроить ему ревматизм, зубную боль и вывих челюсти одновременно. Если бы она удовольствовалась какой-либо одной из этих казней и смогла бы сосредоточиться на ней, ей удалось бы поразить своего мужа тем, чем ей хотелось, но этого она сделать не смогла.
– Завершение есть смерть. Совершенство есть завершение. Ничто есть совершенство. В ней осталось мясо, – сказал Философ.