С самого начала кризиса всем, кроме генерала Де Голля, было ясно, что это конфронтация не между арабами и евреями, а между двумя сверхдержавами, СССР и США.
The Times писала 24 мая:
Многие газеты ожидали от сверхдержав решительных действий.
Daily Mail, 24 мая:
New York Times, 25 мая:
L'Aurore, Париж, 26 мая:
"Статья в "Пекинском народном ежедневнике" утверждает, что советские правители-ревизионисты полностью разоблачили себя как предателей, едва на Ближнем Востоке прогремел первый выстрел."
Голос Америки,
6 июня
The Times, 31 мая:
В самом деле, американские заявления не были провокационными, хотя когда президент Джонсон настаивал на том, что залив Акаба должен быть открыт для всех судов, это было в определенном смысле пощечиной Египту.
Затем, в субботу 3 июня президент вылетел в Нью-Йорк, где произнес речи на трех презентациях, организованных Демократической Партией. В каждой из них он говорил о Ближнем Востоке и сказал, что США "полны решимости сохранить территориальную целостность всех заинтересованных стран". Но воскресные газеты, очевидно, были подписаны в печать слишком рано и не успели получить более ясное дополнение, сделанное президентом на последней презентации в гостинице "Уолдорф Астория". В понедельник 5 июня New York Post вышла с колонкой Дрю Пирсона [Drew Pearson], в которой говорилось, в частности:p>
"В этом месте президент отошел от текста и заявил: "Поэтому мы испробуем все дипломатические средства, все общественные средства, чтобы открыть Проливы для международного судоходства. Но если все эти средства не помогут, тем не менее мы останемся верны своим обязательствам."
Если какие-то сомнения насчет того, что президент назвал "нашими обязательствами", оставались, они были развеяны после презентации в частном разговоре с Артуром Криммом, главой United Artists, и другими еврейскими лидерами. Им президент дал очень твердые обещания, что Соединенные Штаты поддержат Израиль."
Русские в своих публичных заявлениях меньше сдерживались в выражениях. Московское радио вело непрерывную атаку с тех пор, как президент Насер закрыл залив Акаба для израильских кораблей, и до начала войны...
Вещание по-арабски, 23 мая:
Внутреннее вещание, 24 мая:
"В последние десять лет государство Израиль неизменно выступало инициатором военных провокаций против своих соседей... выполняя волю Запада, когда там бывали недовольны ходом событий в этом регионе...
Совершенно очевидно, что никто, кроме нефтяных монополий и их ставленников, не заинтересован в военном конфликте на Ближнем Востоке."
Вещание по-английски, 2 июня:
По-турецки, 2 июня:
Но постепенно стало очевидно, что все это – лишь декорации, на что и указывала Daily Mirror в заметке от 1 июня:
Президент Насер в своей речи об "отставке" проговорился о попытках сверхдержав остановить его:
Послы звонят в столь поздний час только если их правительства действительно очень обеспокоены. В тот же день советский премьер Косыгин послал письмо израильскому премьеру Леви Эшколю (это письмо было опубликовано в Иерусалиме спустя восемь дней). В нем, в частности, говорилось:
За шесть дней до начала войны Россия сделала свой последний крупный пропагандистский ход. В то время, как московское радио заявляло:
...The Times из Анкары передал:
"Я завидую президенту. Он, должно быть, владеет собой гораздо лучше, чем я. Я не смог бы просить сдерживаться – просить у Насера и у остальных проявлять сдержанность – когда мы сбрасываем тысячи бомб на Северный Вьетнам... меня бы стошнило."
Сенатор Вильям Фулбрайт,
председатель Сенатского Комитета по Иностранным Связям,
26 мая
Затем, когда война и в самом деле началась, 5 июня СССР и США включились в действия. В Америке и Великобритании 9 июня были опубликованы краткие отчеты о том, что произошло; подытожил их журнал Time:
"Около 8.00 в понедельник телефон в спальне президента разразился важными и потенциально зловещими новостями. Уолт У. Ростов [Walt W. Rostow], советник президента по национальной безопасности, звонил сообщить, что из Москвы позвонили по "горячей линии".
Поскольку связь между Вашингтоном и Москвой по горячей линии впервые была задействована 30 августа 1963 г., по ней не передавались известия более драматические, чем поздравления с новым годом и ежечасные проверочные сообщения. До сих пор ее не использовали для связи между правительствами США и СССР во времена кризисов. Теперь же из терминала телетайпа в Пентагоне со скоростью 66 слов в минуту поползли строки кириллицы от советского премьера Алексея Косыгина.
Озабоченный, президент вернулся за малиновый стол переговоров в подвальной Комнате Острых Ситуаций в Белом Доме. Там к нему присоединились секретарь по обороне Роберт С. МакНамара, госсекретарь Дин Раск и Ростов.
Первый же взгляд на черновик перевода рассказал Джонсону то, что он хотел узнать: конфликта между Великой Двойкой не будет. Советский Союз, писал Косыгин, не планирует вступать в конфликт, но сделает это, если это сделают США.
Джонсон и его помощники тут же сочинили черновик ответа, непосредственно заверяющего Косыгина, что США не намеревается вмешиваться."
Тотчас же были замечены изменения в тоне. Виктор Зорза на следующий день сообщал в Guardian:
"Этой ночью советское правительство призвало Израиль вернуть свои войска на линию прекращения огня, но не потребовало этого, угрожая применить силу...
Решимость Кремля придерживаться и далее осторожного курса, выбранного в самом начале кризиса, видна в последних объявлениях о том, что Советский Союз "сохраняет за собой право предпринять все шаги, которых может потребовать ситуация". Арабы несомненно были бы рады чему-нибудь более определенному, чем это."
Хотя доктор Федоренко продолжал поливать Израиль грязью в Совете Безопасности, он и мистер Голдберг в ООН вернулись к делам; уже 7 июня New York Times смогла написать:
"Долгосрочное решение возможно только если США и СССР выработают его вместе. Именно вчерашнее соглашение между послами Голдбергом и Федоренко сделало возможным призыв к прекращению огня.
Теперь вопрос заключается в том, обратится ли Москва, изначально озабоченная усилением своих позиций в арабском мире и ослаблением позиций США, к ближневосточному эквиваленту ташкентского духа."
Спустя три дня Washington Post писала:
"Совещания, приведшие две сверхдержавы к призыву Совета Безопасности о прекращении огня, демонстрируют готовность к сотрудничеству. Эту готовность нужно сохранять и укреплять. Только через нее можно придти к началу широкомасштабного решения проблем региона.
Политические совещание должны происходить не тогда, когда уже гремит война и начинаются конфронтации, но быть регулярным советско-американским взаимодействием с регионом.
Только внеся порядок в свое состязание, Москва и Вашингтон могут удерживать его в безопасных границах."
И Джеймс Рестон, политический обозреватель, подытожил в New York Times этот эпизод следующими заключениями:
"Факты таковы. Дорогостоящая попытка Москвы расширить свое влияние на Ближнем Востоке, бисмарковские мечтания Насера о создании арабской империи и двусмысленные и даже противоречивые попытки Вашингтона примирить правых и неправых на Ближнем Востоке – все потерпело поражение.
Москва проиграла, потому что поставила не на ту лошадь. Вашингтон был спасен, потому что израильтяне не последовали его советам. Насер проиграл, проглотив свою Болонью. И даже Израиль рискует проиграть, потому что теперь он испытывает соблазн считать, что военная сила спасет маленькое государство, расположенное посреди большого и враждебного арабского мира.
Некоторое время все заинтересованные стороны будут прикрывать свои победы и поражения ложью.
Однако, посреди всех этих яростных сражений, очевидной лжи, провокационной глупости, гигантских опасностей, неотвратимых возмездий и твердолобого упрямства, существует небольшой шанс, что ближневосточный кризис выведет СССР и США на новый уровень понимания своих проблем и своей политики."