XV. Эльфийские жены и любовники

Конец предыдущей главы непосредственно подводит нас к амурным делам между эльфами и людьми – к женщинам, украденным эльфами, а от них – к эльфийским женам, захваченным или завлеченным людьми. Известны и другие, менее распространенные примеры сношений людей и эльфов обоих полов. Леди Уайльд дает нам исчерпывающие сведения об украденных людях:

Недобрые чары эльфийского взгляда не убивают, но вводят их объект в подобный смерти транс, в котором настоящее тело его переносится в какой-нибудь эльфийский дворец, а на его месте остается бревно или какое-нибудь безобразное существо, облеченное тенью украденного. Девушки, славящиеся своей красотой, юноши и красивые дети – главные жертвы эльфийских нападений. Девушек выдают замуж за эльфийских вождей, а юноши женятся на эльфийских королевах; если же дети смертных оказываются недостаточно хороши, их отсылают обратно и вместо них уносят других. {[FSW_ALOI], vol. I, p. 52}.

Сюжет Эльфийской жены приобрел наибольшую популярность, потому что эта драма разворачивается на глазах у людей. Некоторые заходят так далеко, что предполагают, будто эльфов мужского пола вовсе не бывает, и что эльфийские поверья демонстрируют крайне примитивное состояние человеческой культуры, когда не понималась связь между рождением ребенка и его зачатием. Исследование хотя бы историй леди Уайльд показывает, что это мнение неверно. Например, в сказке "Фея Лин-и-Фан-Фаха" появляется отец феи, который заключает сделку со своим будущим зятем {[JR_CF], vol. I, pp. 2-12}. В валлийских сказках сверхъестественные невесты всегда эльфийки, очень часто – озерные девы; в шотландских горах это чаще всего тюлени, имеющие первого мужа-тюленя, которого они любят больше; и удерживают их не ухаживание и подарки, но кража их тюленьей кожи, в чем они приближаются к Царевне-Лебедь – сюжету, который широко распространен на континенте и встречается также в Шотландии в некоторых версиях сказки "Нихт-нохт-ничего" – сказки, в которой также безусловно важен отец.

Эйлиан из истории, рассказанной в предыдущей главе, вступила в брак, как представляется, по любви – как это сделала бы Черри из Зеннора, если бы не нарушила табу на мазь и не была изгнана из Волшебной Страны. Как правило, однако, девушки, попавшие в Волшебную страну, взяты туда против их воли, часто – со свадебного пира. Кража такого рода сорвалась в "Хозяине и слуге" Крофтона Крокера {[TCC_FLSI], vol. I, pp. 159-69}, в ульстерской сказке о Джеми Фриле {[WBY_IFAFT], pp. 52-9 'Jamie Freel and the Young Lady'. Рассказано Летицией Маклинток} и в "Украденной невесте" у леди Уайльд {[FSW_ALOI], vol. I, pp. 49-51}.

Самая поэтичная история о невесте, которую возжелал эльф и в конце концов унес ее к себе в Волшебную cтрану, рассказана в ирландской легенде о Мидире и Этайн {[AG_GAFM], pp. 88-100}. В древней версии этой истории Этайн – эльфийская невеста короля Мидира, которого ревнивый соперник превратил в мошку; мошку проглотила смертная женщина, и Мидир переродился человеком. Мидир искал Этайн в верхнем мире и наконец нашел ее замужем за королем Эохайдом; с помощью колдовства он выиграл ее в шашки. Эту версию использует Фиона Маклеод в "Бессмертном часе", и в ней изначально право на Этайн принадлежит Мидиру, хотя и король Эохайд не виноват ни в чем. Чрезвычайно сложный способ, которым перерождались люди в древней Ирландии, затруднял жизнь всем.

Письменная легенда сохранилась в устной традиции, и леди Уайльд записала образец ее с несколько смещенным фокусом, а именно – в рамках традиции Пещерных эльфов, считающихся последними из Туата Де Дананн.

Однажды король Мюнстера застал за купанием прелестную девушку и решил сделать ее своей королевой. Имя ее было Эдайн, и она была прекраснейшей из женщин во всей Ирландии. Король Мидар из Туата Де Дананн прослышал о ней и, изменив свой облик, явился во дворец мюнстерского короля и вызвал его на игру в шашки – победитель сам должен был назвать свою награду. Мидар выиграл и потребовал себе Эдайн, но сказал, что не тронет ее год и один день. Король Мюнстера запомнил время и, когда пришел срок, окружил свой дворец тройным кольцом стражи и заполнил его воинами. Внезапно во дворце появился Мидар, но лишь один король видел его. Мидар заиграл на золотой арфе и спел королеве песню, приглашая ее в страну Дивных Возлюбленных. Он обнял ее, и она пошла за ним, без желания, но не имея сил сопротивляться, и король Мюнстера никак не мог удержать их. Когда они ушли, он проснулся словно бы ото сна и призвал всех королей Ирландии разрыть волшебные курганы и снести крепости Дананн, потому что по исчезновению Мидара, он понял, что то был один из вождей Туата Де Дананн. Он попытался обнести стеной конюшни волшебных коней и уморить их голодом, но кони вырвались, и при виде их короли забыли об Эдайн и принялись ловить чудесных животных. Тогда король призвал к себе главных друидов и заставил их пустить в ход все свое волшебство, чтобы вызнать, где скрывается Эдайн. Те наконец выяснили, что она – в центре Ирландии, в крепости короля Мидара. Тогда король раскапывал и жег крепость, пока не сровнял ее с землей. Когда же воины добрались до самых ворот эльфийского дворца, ворота открылись, и вышли пятьдесят прекрасных женщин, так похожих на Эдайн, что король растерялся. Но едва Эдайн увидела своего мужа, как заклятье ее рухнуло, и она шагнула к нему; он посадил ее на своего коня, и они вместе ускакали во дворец в Таре, где и жили счастливо до конца своих дней. После этого силы Туата Де Дананн стали уменьшаться, пока они не стали всего лишь Пещерными эльфами, что водятся в Ирландии и по сей день {[FSW_ALOI], vol. I, pp. 179-82}.

Здесь мы видим перенос симпатии с эльфов на людей, так как здесь Эохайд, а не Мидир, имеет право на Эдайн.

У. У. Гилл во "Втором мэнском альбоме" отмечает, что на острове Мэн некоторые аномальные состояния до сих пор втайне считаются последствиями сношений с эльфами или духами. В Лезэйре некоторое время назад одна девушка стала худеть и чахнуть, и мать заподозрила ее в сношениях с духами. Девушка все отрицала, но мать принялась тайно следить за ней и через некоторое время увидела, как та танцует с эльфами на склоне холма над церковью. Она не решилась подойти, но поутру задала дочери такую порку, что бедная девушка едва могла держаться на ногах. Вскоре после этого девушка умерла, и всеобщим мнением было, что она ушла к эльфам навсегда {[WWG_ASMS], pp. 228-9}.

Молодые люди, унесенные в Волшебную страну, чтобы жить со своими эльфийскими возлюбленными, как Оссиан, встречаются в современной традиции реже. Однако леди Уайльд записала одну сказку:

На Майский Вечер внезапно умер юноша. Он спал под стогом сена, и родители и друзья его сразу же поняли, что его унесли в эльфийский дворец на Гранардском рву. Послали за известным эльфознатцем, который пообещал, что вернет юношу за девять дней. Он потребовал, чтобы для юноши в одном месте на рву каждый день оставляли лучшую еду и питье. Это было исполнено, и еда всегда исчезала – так знали, что юноша жив и по ночам выходит из рва за пищей, оставленной для него его близкими.
На девятую ночь большая толпа народу собралась посмотреть, как юношу вернут из Волшебной страны. Посреди толпы стоял эльфознатец и творил заклинания огнем и порошком, который он сыпал в пламя, отчего поднялся густой серый дым. Затем, сняв шляпу и взяв в руку ключ, он трижды позвал громким голосом: "Выходи! Выходи! Выходи!" На это из дыма поднялась тень, и послышался голос: "Оставь меня в покое; я счастлив со своей эльфийской невестой, и пусть мои родители не плачут обо мне, потому что я принесу им удачу и буду всегда охранять их от зла."
После этого тень исчезла, дым рассеялся, и родители успокоились. Они поверили видению и, одарив эльфознатца подарками, отослали его домой. {[FSW_ALOI], vol. I, p. 200}.

Тут есть противоречие, которое могло бы насторожить родителей юноши. Еду оставляли для того, чтобы юноше не пришлось отведать эльфийской еды – что навсегда привязало бы его к Волшебной стране. Если он каждую ночь забирал ее, значит, он хотел освободиться; в то же время, когда его вызвали, он попросил оставить его у эльфов. Если родители не заподозрили эльфознатца в мошенничестве, то стоило бы подумать, что эльфы силой заставляют их сына говорить так. Однако, так или иначе, "родители успокоились".

Приходящий эльф-любовник не так часто встречается в традиции, как эльфийский муж или жена. Эванс Венц сообщает об одной назойливой эльфийке, которая последовала за своим пассией в Америку {[EW_FFICC], pp. 112-13}; и знаем мы также о Лианнон-Ши, или эльфийской ухажерке, на острове Мэн. Она принадлежит к тому же классу, что и Ламия или суккуб. Как и Ламия, она часто водится в источниках и прудах. Она – что-то вроде вампира, и губит того, к кому привязывается, душой и телом. Шропширский Эльф-Ухажер, историю о котором я приводила в I части, во многом того же рода. Эльф-любовник, навещаюший тайно свою возлюбленную, встречается в сказке, записанной Джоном Грегорсоном Кэмпбеллом в "Утраченных кельтских традициях", том. V. Это странная сказка, проливающая некоторый свет на разные отжившие обычаи и моменты жизни в Горах.

Некогда жили в Мулле две сестры, Милашка Маргарет и Темная Эйльса. У Милашки Маргарет был любовник-эльф, который тайно навещал ее. Она была так счастлива в своей любви, что поделилась своей тайной с Эйльсой, умоляя ее не говорить об этом никому. Эйльса сказала: "Скорее из моего колена уйдет тайна, чем из моего рта"; но она нарушила слово, и скоро весь город знал об эльфийском любовнике Милашки Маргарет. Люди стали пялиться на нее и шептаться, и оскорбленный эльф покинул Маргарет навсегда.
Потеряв свою любовь, Маргарет не возвращалась больше в человеческий дом; она бродила по холмам, и время от времени пастухи видели ее и слышали ее жалобные песни об одиночестве, тоске по отцу и матери и о предательнице-сестре. Маргарет наложила на Эйльсу проклятие, пожелав ей нужды и несчастий и предсказав, что из-за ее предательства зло падет на нее и ее потомство.
Однако, пока ничего не случалось. Эйльса вышла замуж и родила сына, которого назвали Торкилем. Вот тогда снова услышали, как Маргарет – или ее призрак – жалуется, что у Эйльсы есть сын, который охотится, рыбачит и жнет лучше всех. Слова ее оказались правдивы, потому что, когда Торкиль вырос, он мог жать рожь за семерых. Этот-то дар и погубил его.
Однажды в страду, когда в полях налился колос, из каирна вышла эльфиянка и принялась жать рожь на всех полях, готовых для жатвы, от заката до восхода. Она жала за семерых мужчин. Торкиль принял это как вызов и захотел встретиться с Девой из Каирна, но никак не мог увидеть ее. Однажды воскресным вечером, едва вышла луна, он проходил мимо одного поля и увидел, как она принимается за работу. Он побежал, схватил свой серп и стал жать соседнюю с ней полоску, сказав: "Ты хорошо жнешь, да я от тебя не отстану."
Он трудился изо всех сил, но она опережала его. Тогда он позвал:
– Дева из Каирна! Подожди меня! Подожди меня!"
Но она отвечала:
- Красавец темноволосый, догони меня, догони меня!
Торкиль трудился изо всех сил, пока облако не закрыло луну, и тогда он крикнул:
- Луну закрыли тучи! Подожди меня! Подожди меня!
Но она отвечала:
- У меня нет другого света! Догони меня! Догони меня!
Тогда он крикнул:
- Я устал, я работал вчера. Подожди меня! Подожди меня!
И она отвечала:
- Я поднялась на гору с семью крутыми вершинами. Догони меня! Догони меня!
Так прошла ночь. Близился рассвет, и он крикнул ей:
- Мой серп затупился. Подожди меня! Подожди меня!
И она отвечала:
- Мой серп не режет чеснока. Догони меня! Догони меня!
На этом она добралась до конца своей последней полоски и стала ждать его. Он поравнялся с ней, схватил последний сноп – Деву-Рожь – и срезал его. Они посмотрели друг на друга, и он сказал:
- Ты отвела от меня Старуху-Нужду на этот год! Мне есть, за что благодарить тебя.
Но она сказала:
- Дурное это дело – сжать Деву-Рожь заутро в понедельник!
И с этими ее словами он замертво пал к ее ногам со снопом ржи в руках. Так было отмщено предательство Дун Эйльсы. Дева ушла в свой Каирн, и больше ее не видели {[JGC_CTAPT], vol. V, pp. 95-9}.

Это очень колоритная сказка. Так и видишь горное поле, дышишь соленым морским воздухом, слышишь два перекликающихся голоса под бледнеющей предрассветной луной. В то же время это – весьма непонятная сказка. Непонятно, была Дева из Каирна самой Маргарет, ее призраком или дочерью, родившейся после того, как ее возлюбленный оставил ее. По тому, как Маргарет ушла в Волшебную страну, представляется, что она так и не соединилась со своим возлюбленным. Эта сказка – поздняя частичная версия легенды об Амуре и Психее.

Старуха-Нужда здесь – не просто фигура речи. По горным обычаям, если в селении жила старая женщина без средств к существованию, то тот, кто сжал последнюю полоску поля, был обязан взять ее на зиму в свой дом.

В этой сказке любовник жесток, но, в сущности, не зол. Красавицы кельтских стран встречались, как правило, с более опасными персонажами. Ирландский Люборечник [Love Talker] бродил по долинам в облике прекрасного юноши с трубкой в зубах. Девушки не могли противиться ему, но, переспав с ними, он исчезал, и они никогда больше его не видели, отчего чахли и умирали. Сомерсетская песня "На моей любви земляной венок", возможно, рассказывает о человеке, но традиционно принято считать, что это песня об эльфе того же рода, что и Люборечник. слова этой песни полностью приводятся в "Сомерсетском фольклоре". Первая строфа выглядит так:

O my love wore a garland of may,
O my love wore a garland of may,
And she looked so nice and neat
To her pretty little feet
When she met her false lover in the dew.
На моей любви был венок из боярышника,
На моей любви был венок из боярышника,
И она так мило потупила взор,
Повстречав свою неверную любовь в росе.

{[RLT_SF], pp. 207-8}

Боярышник, конечно же, эльфийский цветок, и носить его людям небезопасно.

Водяной Конь в Шотландских горах еще опаснее. Он часто прикидывается красивым юношей, которого можно опознать по песку и раковинкам в волосах, и имеет привычку утаскивать своих возлюбленных под воду и там пожирать. Русалки и речные духи равно опасны юношам, но я уже писала о них в разделе, посвященном водяным духам, чаще опасным, чем дружелюбным.