Конец предыдущей главы непосредственно подводит нас к амурным делам между эльфами и людьми – к женщинам, украденным эльфами, а от них – к эльфийским женам, захваченным или завлеченным людьми. Известны и другие, менее распространенные примеры сношений людей и эльфов обоих полов. Леди Уайльд дает нам исчерпывающие сведения об украденных людях:
Недобрые чары эльфийского взгляда не убивают, но вводят их объект в подобный смерти транс, в котором настоящее тело его переносится в какой-нибудь эльфийский дворец, а на его месте остается бревно или какое-нибудь безобразное существо, облеченное тенью украденного. Девушки, славящиеся своей красотой, юноши и красивые дети – главные жертвы эльфийских нападений. Девушек выдают замуж за эльфийских вождей, а юноши женятся на эльфийских королевах; если же дети смертных оказываются недостаточно хороши, их отсылают обратно и вместо них уносят других. {[FSW_ALOI], vol. I, p. 52}.
Сюжет Эльфийской жены приобрел наибольшую популярность, потому что эта драма разворачивается на глазах у людей. Некоторые заходят так далеко, что предполагают, будто эльфов мужского пола вовсе не бывает, и что эльфийские поверья демонстрируют крайне примитивное состояние человеческой культуры, когда не понималась связь между рождением ребенка и его зачатием. Исследование хотя бы историй леди Уайльд показывает, что это мнение неверно. Например, в сказке "Фея Лин-и-Фан-Фаха" появляется отец феи, который заключает сделку со своим будущим зятем {[JR_CF], vol. I, pp. 2-12}. В валлийских сказках сверхъестественные невесты всегда эльфийки, очень часто – озерные девы; в шотландских горах это чаще всего тюлени, имеющие первого мужа-тюленя, которого они любят больше; и удерживают их не ухаживание и подарки, но кража их тюленьей кожи, в чем они приближаются к Царевне-Лебедь – сюжету, который широко распространен на континенте и встречается также в Шотландии в некоторых версиях сказки "Нихт-нохт-ничего" – сказки, в которой также безусловно важен отец.
Эйлиан из истории, рассказанной в предыдущей главе, вступила в брак, как представляется, по любви – как это сделала бы Черри из Зеннора, если бы не нарушила табу на мазь и не была изгнана из Волшебной Страны. Как правило, однако, девушки, попавшие в Волшебную страну, взяты туда против их воли, часто – со свадебного пира. Кража такого рода сорвалась в "Хозяине и слуге" Крофтона Крокера {[TCC_FLSI], vol. I, pp. 159-69}, в ульстерской сказке о Джеми Фриле {[WBY_IFAFT], pp. 52-9 'Jamie Freel and the Young Lady'. Рассказано Летицией Маклинток} и в "Украденной невесте" у леди Уайльд {[FSW_ALOI], vol. I, pp. 49-51}.
Самая поэтичная история о невесте, которую возжелал эльф и в конце концов унес ее к себе в Волшебную cтрану, рассказана в ирландской легенде о Мидире и Этайн {[AG_GAFM], pp. 88-100}. В древней версии этой истории Этайн – эльфийская невеста короля Мидира, которого ревнивый соперник превратил в мошку; мошку проглотила смертная женщина, и Мидир переродился человеком. Мидир искал Этайн в верхнем мире и наконец нашел ее замужем за королем Эохайдом; с помощью колдовства он выиграл ее в шашки. Эту версию использует Фиона Маклеод в "Бессмертном часе", и в ней изначально право на Этайн принадлежит Мидиру, хотя и король Эохайд не виноват ни в чем. Чрезвычайно сложный способ, которым перерождались люди в древней Ирландии, затруднял жизнь всем.
Письменная легенда сохранилась в устной традиции, и леди Уайльд записала образец ее с несколько смещенным фокусом, а именно – в рамках традиции Пещерных эльфов, считающихся последними из Туата Де Дананн.
Однажды король Мюнстера застал за купанием прелестную девушку и решил сделать ее своей королевой. Имя ее было Эдайн, и она была прекраснейшей из женщин во всей Ирландии. Король Мидар из Туата Де Дананн прослышал о ней и, изменив свой облик, явился во дворец мюнстерского короля и вызвал его на игру в шашки – победитель сам должен был назвать свою награду. Мидар выиграл и потребовал себе Эдайн, но сказал, что не тронет ее год и один день. Король Мюнстера запомнил время и, когда пришел срок, окружил свой дворец тройным кольцом стражи и заполнил его воинами. Внезапно во дворце появился Мидар, но лишь один король видел его. Мидар заиграл на золотой арфе и спел королеве песню, приглашая ее в страну Дивных Возлюбленных. Он обнял ее, и она пошла за ним, без желания, но не имея сил сопротивляться, и король Мюнстера никак не мог удержать их. Когда они ушли, он проснулся словно бы ото сна и призвал всех королей Ирландии разрыть волшебные курганы и снести крепости Дананн, потому что по исчезновению Мидара, он понял, что то был один из вождей Туата Де Дананн. Он попытался обнести стеной конюшни волшебных коней и уморить их голодом, но кони вырвались, и при виде их короли забыли об Эдайн и принялись ловить чудесных животных. Тогда король призвал к себе главных друидов и заставил их пустить в ход все свое волшебство, чтобы вызнать, где скрывается Эдайн. Те наконец выяснили, что она – в центре Ирландии, в крепости короля Мидара. Тогда король раскапывал и жег крепость, пока не сровнял ее с землей. Когда же воины добрались до самых ворот эльфийского дворца, ворота открылись, и вышли пятьдесят прекрасных женщин, так похожих на Эдайн, что король растерялся. Но едва Эдайн увидела своего мужа, как заклятье ее рухнуло, и она шагнула к нему; он посадил ее на своего коня, и они вместе ускакали во дворец в Таре, где и жили счастливо до конца своих дней. После этого силы Туата Де Дананн стали уменьшаться, пока они не стали всего лишь Пещерными эльфами, что водятся в Ирландии и по сей день {[FSW_ALOI], vol. I, pp. 179-82}.
Здесь мы видим перенос симпатии с эльфов на людей, так как здесь Эохайд, а не Мидир, имеет право на Эдайн.
У. У. Гилл во "Втором мэнском альбоме" отмечает, что на острове Мэн некоторые аномальные состояния до сих пор втайне считаются последствиями сношений с эльфами или духами. В Лезэйре некоторое время назад одна девушка стала худеть и чахнуть, и мать заподозрила ее в сношениях с духами. Девушка все отрицала, но мать принялась тайно следить за ней и через некоторое время увидела, как та танцует с эльфами на склоне холма над церковью. Она не решилась подойти, но поутру задала дочери такую порку, что бедная девушка едва могла держаться на ногах. Вскоре после этого девушка умерла, и всеобщим мнением было, что она ушла к эльфам навсегда {[WWG_ASMS], pp. 228-9}.
Молодые люди, унесенные в Волшебную страну, чтобы жить со своими эльфийскими возлюбленными, как Оссиан, встречаются в современной традиции реже. Однако леди Уайльд записала одну сказку:
На Майский Вечер внезапно умер юноша. Он спал под стогом сена, и родители и друзья его сразу же поняли, что его унесли в эльфийский дворец на Гранардском рву. Послали за известным эльфознатцем, который пообещал, что вернет юношу за девять дней. Он потребовал, чтобы для юноши в одном месте на рву каждый день оставляли лучшую еду и питье. Это было исполнено, и еда всегда исчезала – так знали, что юноша жив и по ночам выходит из рва за пищей, оставленной для него его близкими.
На девятую ночь большая толпа народу собралась посмотреть, как юношу вернут из Волшебной страны. Посреди толпы стоял эльфознатец и творил заклинания огнем и порошком, который он сыпал в пламя, отчего поднялся густой серый дым. Затем, сняв шляпу и взяв в руку ключ, он трижды позвал громким голосом: "Выходи! Выходи! Выходи!" На это из дыма поднялась тень, и послышался голос: "Оставь меня в покое; я счастлив со своей эльфийской невестой, и пусть мои родители не плачут обо мне, потому что я принесу им удачу и буду всегда охранять их от зла."
После этого тень исчезла, дым рассеялся, и родители успокоились. Они поверили видению и, одарив эльфознатца подарками, отослали его домой. {[FSW_ALOI], vol. I, p. 200}.
Тут есть противоречие, которое могло бы насторожить родителей юноши. Еду оставляли для того, чтобы юноше не пришлось отведать эльфийской еды – что навсегда привязало бы его к Волшебной стране. Если он каждую ночь забирал ее, значит, он хотел освободиться; в то же время, когда его вызвали, он попросил оставить его у эльфов. Если родители не заподозрили эльфознатца в мошенничестве, то стоило бы подумать, что эльфы силой заставляют их сына говорить так. Однако, так или иначе, "родители успокоились".
Приходящий эльф-любовник не так часто встречается в традиции, как эльфийский муж или жена. Эванс Венц сообщает об одной назойливой эльфийке, которая последовала за своим пассией в Америку {[EW_FFICC], pp. 112-13}; и знаем мы также о Лианнон-Ши, или эльфийской ухажерке, на острове Мэн. Она принадлежит к тому же классу, что и Ламия или суккуб. Как и Ламия, она часто водится в источниках и прудах. Она – что-то вроде вампира, и губит того, к кому привязывается, душой и телом. Шропширский Эльф-Ухажер, историю о котором я приводила в I части, во многом того же рода. Эльф-любовник, навещаюший тайно свою возлюбленную, встречается в сказке, записанной Джоном Грегорсоном Кэмпбеллом в "Утраченных кельтских традициях", том. V. Это странная сказка, проливающая некоторый свет на разные отжившие обычаи и моменты жизни в Горах.
Некогда жили в Мулле две сестры, Милашка Маргарет и Темная Эйльса. У Милашки Маргарет был любовник-эльф, который тайно навещал ее. Она была так счастлива в своей любви, что поделилась своей тайной с Эйльсой, умоляя ее не говорить об этом никому. Эйльса сказала: "Скорее из моего колена уйдет тайна, чем из моего рта"; но она нарушила слово, и скоро весь город знал об эльфийском любовнике Милашки Маргарет. Люди стали пялиться на нее и шептаться, и оскорбленный эльф покинул Маргарет навсегда.
Потеряв свою любовь, Маргарет не возвращалась больше в человеческий дом; она бродила по холмам, и время от времени пастухи видели ее и слышали ее жалобные песни об одиночестве, тоске по отцу и матери и о предательнице-сестре. Маргарет наложила на Эйльсу проклятие, пожелав ей нужды и несчастий и предсказав, что из-за ее предательства зло падет на нее и ее потомство.
Однако, пока ничего не случалось. Эйльса вышла замуж и родила сына, которого назвали Торкилем. Вот тогда снова услышали, как Маргарет – или ее призрак – жалуется, что у Эйльсы есть сын, который охотится, рыбачит и жнет лучше всех. Слова ее оказались правдивы, потому что, когда Торкиль вырос, он мог жать рожь за семерых. Этот-то дар и погубил его.
Однажды в страду, когда в полях налился колос, из каирна вышла эльфиянка и принялась жать рожь на всех полях, готовых для жатвы, от заката до восхода. Она жала за семерых мужчин. Торкиль принял это как вызов и захотел встретиться с Девой из Каирна, но никак не мог увидеть ее. Однажды воскресным вечером, едва вышла луна, он проходил мимо одного поля и увидел, как она принимается за работу. Он побежал, схватил свой серп и стал жать соседнюю с ней полоску, сказав: "Ты хорошо жнешь, да я от тебя не отстану."
Он трудился изо всех сил, но она опережала его. Тогда он позвал:
– Дева из Каирна! Подожди меня! Подожди меня!"
Но она отвечала:
- Красавец темноволосый, догони меня, догони меня!
Торкиль трудился изо всех сил, пока облако не закрыло луну, и тогда он крикнул:
- Луну закрыли тучи! Подожди меня! Подожди меня!
Но она отвечала:
- У меня нет другого света! Догони меня! Догони меня!
Тогда он крикнул:
- Я устал, я работал вчера. Подожди меня! Подожди меня!
И она отвечала:
- Я поднялась на гору с семью крутыми вершинами. Догони меня! Догони меня!
Так прошла ночь. Близился рассвет, и он крикнул ей:
- Мой серп затупился. Подожди меня! Подожди меня!
И она отвечала:
- Мой серп не режет чеснока. Догони меня! Догони меня!
На этом она добралась до конца своей последней полоски и стала ждать его. Он поравнялся с ней, схватил последний сноп – Деву-Рожь – и срезал его. Они посмотрели друг на друга, и он сказал:
- Ты отвела от меня Старуху-Нужду на этот год! Мне есть, за что благодарить тебя.
Но она сказала:
- Дурное это дело – сжать Деву-Рожь заутро в понедельник!
И с этими ее словами он замертво пал к ее ногам со снопом ржи в руках. Так было отмщено предательство Дун Эйльсы. Дева ушла в свой Каирн, и больше ее не видели {[JGC_CTAPT], vol. V, pp. 95-9}.
Это очень колоритная сказка. Так и видишь горное поле, дышишь соленым морским воздухом, слышишь два перекликающихся голоса под бледнеющей предрассветной луной. В то же время это – весьма непонятная сказка. Непонятно, была Дева из Каирна самой Маргарет, ее призраком или дочерью, родившейся после того, как ее возлюбленный оставил ее. По тому, как Маргарет ушла в Волшебную страну, представляется, что она так и не соединилась со своим возлюбленным. Эта сказка – поздняя частичная версия легенды об Амуре и Психее.
Старуха-Нужда здесь – не просто фигура речи. По горным обычаям, если в селении жила старая женщина без средств к существованию, то тот, кто сжал последнюю полоску поля, был обязан взять ее на зиму в свой дом.
В этой сказке любовник жесток, но, в сущности, не зол. Красавицы кельтских стран встречались, как правило, с более опасными персонажами. Ирландский Люборечник [Love Talker] бродил по долинам в облике прекрасного юноши с трубкой в зубах. Девушки не могли противиться ему, но, переспав с ними, он исчезал, и они никогда больше его не видели, отчего чахли и умирали. Сомерсетская песня "На моей любви земляной венок", возможно, рассказывает о человеке, но традиционно принято считать, что это песня об эльфе того же рода, что и Люборечник. слова этой песни полностью приводятся в "Сомерсетском фольклоре". Первая строфа выглядит так:
| O my love wore a garland of may, O my love wore a garland of may, And she looked so nice and neat To her pretty little feet When she met her false lover in the dew. |
На моей любви был венок из боярышника, На моей любви был венок из боярышника, И она так мило потупила взор, Повстречав свою неверную любовь в росе. |
{[RLT_SF], pp. 207-8}
Боярышник, конечно же, эльфийский цветок, и носить его людям небезопасно.
Водяной Конь в Шотландских горах еще опаснее. Он часто прикидывается красивым юношей, которого можно опознать по песку и раковинкам в волосах, и имеет привычку утаскивать своих возлюбленных под воду и там пожирать. Русалки и речные духи равно опасны юношам, но я уже писала о них в разделе, посвященном водяным духам, чаще опасным, чем дружелюбным.