Длинная кавалькада мертвецов в различных видах едет через всю Европу, и на наших островах она тоже принимает разные обличья; Дикая Охота – одно из самых частых. В древности предводителем охоты был Водан, позже им часто становился Дьявол. Процитируем старинное описание из Англо-Cаксонской Хроники 1127-го года, включенное Брэнстоном в книгу "Забытые Боги Англии":
Пусть никто не удивляется тому, что мы собираемся поведать, ибо об этом твердят по всей стране; что 6-го февраля многие люди видели и слышали отряд охотников, мчавшийся в разгаре погони. Они скакали на вороных конях и черных оленях, и псы у них были черные, с ужасными выпученными глазами. Все это видели в оленьем парке города Петербург и в лесах, простирающихся от того места до самого Стамфорда. Всю ночь монахи слышали шум и зовы охотничьих рогов. Достоверные свидетели, которым случилось в ту ночь стоять на страже, заявили, что охотников в этой дикой охоте состояло два или даже три десятка, насколько они могут судить о том. {[BB_TLGOE], p. 89}.
Хронист не уточняет, кто был предводителем охоты, но, вероятнее всего, он предположил, что это был Дьявол, за которым следовали души мертвых, хотя их и было довольно немного. В нынешние времена насчет Охотника сомнений не возникает. В Западных Графствах традиция Дикой Охоты жива до сих пор. Говорят, что Охоту эту слышали в Западном Кокере, неподалеку от Тонтона, ночью Дня Всех Святых. Такой вариант сказки миссис Брэй "Старуха, отправившаяся на рынок в полночь" был записан Р.Л.Тонг в Кроукомбе в 1935 году и в Веллоу в 1940 г. В истории миссис Брэй охотник был один, как и в некоторых скандинавских легендах. Сказано, что у него под охотничьей шапочкой виднелись небольшие рожки, и одна нога заканчивалась копытом. Он скакал на безголовой лошади, а у его псов были рогатые головы и пылающие глаза. От него исходил сильный запах серы. Охота гналась за душой заблудшего грешника в виде белого зайца {[KMB_RLT_TFOE], pp. 52-4; [AEB_TBTT], vol. II, pp. 114-16}.
В Ланкашире пролетающие над головой дикие гуси считаются Дикой Охотой и называются Семь Свистунов или Гаврииловы Трещотки [Gabriel's Ratchets]. Нередко к Охоте присодиняются новые погибшие души.
В окрестностях Сен-Джерменса Дикую Охоту называют Собаками Данди или Дандо и его Сворой. Как рассказывает Хант, Дандо – священник в приходе Сен-Джерменс – был подвержен всем видам необузданности и особенно обожал охоту. Однажды в воскресенье он со спутниками выехал в поле, и когда они проезжали мимо поместья, называемого Земля, к ним присоединился незнакомый охотник на прекрасном огневом коне. Погоня была жаркой, и Дандо потребовал у незнакомца флягу – все фляги своих слуг он уже опустошил.
- Ну, а если на Земле выпивки не найдешь, сгоняй за ней в ад! – велел Дандо.
Всадник поклонился и протянул ему золотой рог.
- Здесь – напиток из упомянутого тобою места, – сказал он. Дандо осушил весь рог и заявил, что никогда не пробовал ничего вкуснее.
Затем незнакомец принялся собирать себе всю дичь, как нечто само собой разумеющееся. Захмелевший Дандо вспылил и спросил, по какому праву тот так поступает. Незнакомец просто продолжал приторачивать дичь к своему седлу. Дандо спрыгнул с коня и, пошатываясь, подошел к незнакомцу. Он схватился за дичь, но конь незнакомца дернулся, и Дандо упал. Это взбесило его.
- Не будет моя добыча твоей! – вскричал он. – Скорее я в ад отправлюсь, чем ты ее получишь!
- Да будет так, – отвечал незнакомец. Он поднял Дандо за шиворот и понес его, сопровождаемый псами, на всем скаку. Когда они подъехали к Линхеру, незнакомец прыгнул в глубочайшее озеро – собаки следом за ним – и исчез в нем, со вспышкой огня и столбом пара. С тех пор смертные люди не видели ни Дандо, ни его собак, но иногда в воскресное утро слышали, как они проносятся мимо, гоня неведомо кого {[RH_PROTWOE], pp. 220-3}.
В других сказках более отчетливо прослеживается эльфийская линия. Дикий Эдрик и его жена-фея со своими спутниками проезжали по Валлийскому Пограничью еще в XIX веке {[CB_GJ_SFL], pp. 28-9}.
Войско короля Херлы или Харлекина в раннем средневековье состояло из мертвецов – согласно сообщению Ордерика Виталия о священнике Уолчине, который в январе 1091 г. видел в церкви св. Обина в Бонневале, гр. Анжу, выезд Харлекина – черные воины с черными знаменами на черных конях, благородные дамы, церковники и люди всех сословий, и многих из них Уолчин некогда знавал лично {[OV_HNS], pp. 693-6}.
Уолтер Мэп добавляет к этому подлинно эльфийскую историю, не лишенную сходства с "Возвращением Ойсина". К Херле, королю в древней Британии, однажды явился странный человечек, ростом с карлика, который приехал верхом на козле, сам имел козьи копыта и шерсть, как Пан, и объявил себя королем многих стран и народов. Он попросил разрешения встретиться с Херлой и вручить ему подарки к его свадьбе с тем, что Херла окажет ему такую же честь через год. Согласно уговору, на свадьбе Херлы появились маленькие человечки с огромным множеством подарков и провизии, и они прислуживали гостям так ловко, что слуги самого короля Херлы остались не у дел. С первыми петухами человечки исчезли, но через год король-карлик явился снова и напомнил Херле об его обещании. Король Херла, взяв с собой подарки, отправился с карликом в его страну, и три дня его и его спутников забавляли там пирами, охотой и всяческими увеселениями. Затем король Херла откланялся. Ему снова вручили множество подарков, а напоследок король эльфов подарил Херле маленькую гончую собачку. Карлик посадил собачку на луку седла Херлы и сказал, чтобы Херла не слезал с коня, пока не спрыгнет собачка. Король Херла поехал домой, но совсем не узнавал дороги. Он спросил придорожного крестьянина, что случилось, но тот почти не понял его, потому что с тех пор, как король Херла покинул мир, прошло триста лет, и саксы покорили бриттов. Услышав об этом, некоторые спутники короля спрыгнули с коней, и едва их ноги коснулись земли, как они рассыпались в пыль. Король Херла и остальные его спутники, наученные их судьбой, поехали дальше. Так они и едут до сих пор, ожидая, когда же спрыгнет с седла серая собачка {[WM_DNC], pp. 15-18}. Известны и другие такие поезды. Уже в дни Джеффри Монмаутского говорили, что король Артур и его войско путешествует по Уэльсу и Сомерсету, а эрл ФитцДжеральд объезжает гору Муллахмаст.
Рассказ о похожей скачке мертвых можно найти в "Иерархии благих ангелов" Хейвуда. Он не приводит источника, а просто называет его "странной историей". Это рассказ о центурионе из Германии, который, едучи по своим делам, встретил длинную процессию людей, скачущих строем, а в самом конце поезда скакал его бывший повар, умерший несколько дней тому назад. Он ехал на прекрасном коне и вел в поводу другого, на которого пригласил сесть самого центуриона. Повар сказал, что едут они в Святую Землю, а он знает, что центурион давно уже всей душой мечтал побывать там. Теперь ему предоставилась эта возможность, и лучших спутников ему вовек не найти. Бесстрашный центурион принял приглашение и скрылся из глаз двух слуг, ехавших вместе с ним. Естественно было бы ожидать, что он вернулся лишь через много лет, когда все его современники были уже мертвы, но, вопреки обычному правилу таких прогулок, вернулся он на следующий же день, повидав за это краткое время все красоты Иерусалима и привезя с собой сверхъестественные подарки: платок, который можно было очистить только огнем, и ядовитый дротик. То, что герой сказки называется центурионом – явный анахронизм. Призрачного повара Хейвуд, конечно же, объявляет чертом {[TH_HOTBA], pp. 254-5. Отрывок приводится в "Подручных Бледной Гекаты", приложение V}.
Может показаться, что у этих призраков, древних богов и чертей нет ничего общего с эльфами, однако, как я уже указывала, граница между эльфами и мертвецами – туманная и расплывчатая. Шотландская Эльфийская Скачка, описанная у Якова VI и Александра Монтгомери, во многом похожа на Поезд фрау Хульды и случается в День Всех Святых, когда беспокойны все – эльфы, ведьмы и мертвецы.
In the hinder end of harvest, on alhallow even, Quhen our good neighboures doth ryd, if I reid rycht, Som buckled on a buinvand, and som one a bene, Ay trottand in trowpes from the twylycht; Some saidland a sho ape all graithid into greine, With mony elrich Incubus was rydand that nycht. Some hoblard one ane hempstalk, havand to be heicht, The King of pharie, and his Court, with the elph queine. |
Под конец урожая, в День Всех Святых, Ехали наши добрые соседи, если я не ошибся, Одни на ?, другие на ?, выезжали отрядами из сумерек; Одни оседлали обезьян?, в зеленых одеждах, Со множеством ? инкубов ехало в ту ночь. Иные скакали вприпрыжку на конопляном стебельке, высоко подпрыгивая, Король эльфов, его Двор и эльфийская королева. |
{[AM_P], p. 151} В этом описании эльфы, ведьмы и мертвецы едут вместе.
Я уже цитировала "Эльфийские селения на Селеновом Болоте" как пример тесной связи между эльфами и мертвыми в Корнуолле. Также и в Западных Графствах маленькие белые мотыльки, порхающие над травой по вечерам, называются "писги", и говорят, что это души некрещеных детей. Блуждающие Огоньки [Will o' the Wisp, Вилл-из-Соломы] под разными именами – спанки, пинкеты, Джэки-Лампадка [Jacky Lantern], Джоан-из-Ваты [Joan o' the Wad] и многими другими – это души некрещеных детей; но Вилл-из-Соломы часто также ростовщик, спрятавший золото, или человек, передвигавший межевые камни соседей, а в некоторых сказках – человек, который оказался слишком умным для Дьявола, и не может войти ни в Рай, ни в Ад {[GLK_FLAFR], pp. 415-41}. Как мы видели, брауни и другие домашние духи тоже часто рассматриваются как призраки.
Связь между общественными эльфами и мертвецами в Ирландии так же сильна, как и везде, что иллюстрируют многие сказки леди Уайльд. Особенно поразительна сказка "Кэтлин", которую я вкратце перескажу здесь, хотя в оригинале она просто прекрасна.
Кэтлин звали молодую девушку с Иннис-Сарк, и она горько оплакивала смерть своего возлюбленного. Однажды вечером, когда она сидела у обочины дороги, к ней подошла прекрасная леди, дала ей венок из трав и сказала, что, взглянув через него, она увидит своего любимого. Кэтлин посмотрела – и увидела его, очень бледного, но в золотой короне, танцующего в благородном обществе. Леди дала ей венок побольше и сказала, что Кэтлин может навещать своего любимого каждую ночь, если сожжет один листик из этого венка, но она не должна ни молиться, ни креститься, пока поднимается дым, иначе любимый ее исчезнет навсегда. После этого Кэтлин позабыла все, кроме своих путешествий в Волшебную Страну. Каждую ночь она запиралась в своей комнате, сжигала листик, и пока он тлел, лежала в трансе и танцевала на ярких зеленых холмах со своим возлюбленным. Через какое-то время мать Кэтлин забеспокоилась, потому что Кэтлин перестала ходить в церковь и на исповедь и сильно изменилась. Однажды ночью мать прокралась и, подглядев в щелку двери, увидела, как Кэтлин сжигает листок и в трансе падает на кровать. Тогда мать опустилась на колени и громко помолилась Богоматери о спасении души своей дочери. После этого она взломала дверь и перекрестила Кэтлин. От этого Кэтлин проснулась и закричала:
- Мама! Мама! Мертвецы гонятся за мной! Они уже здесь! – и забилась, словно в припадке.
Пришел священник, помолился над ней и проклял венок, рассыпавшийся при этом в прах. Тогда Кэтлин затихла; но сил у нее уже не было, и к полуночи она умерла {[FSW_ALOI], vol. I, pp. 143-5}.
Это одна из множества народных сказок, показывающих, как опасно долго тосковать по мертвым.
Таким образом, мы видим, что такие поезды бывают разного рода. Это может быть настоящее Войско Мертвых, Гаврииловы Трещотки, Тихая Свора, некрещеные дети – зачастую следующие за своим богоподобным предводителем, который со временем превращается в дьявола. Это могут быть эвгемеризированные боги, которых считают падшими охотниками, осужденными вечно гнать своих псов, как Дандо или сквайр-грешник из одной истории Р. Л. Тонг; и наконец, существует Эльфийская Скачка, часто открыто связываемая с мертвыми, иногда более светлая – как скачка нитсдэйлских эльфов в сказке Кромека или поезд доброй королевы эльфов из баллады "Элисон Гросс":
But as it fell on last Hallow-even, When the seely court was riding by, The queen lighted down on a gowany bank, Near frae the tree where I wont to lye. |
Но когда настал последний Хэллоуин, Мимо проезжал Честной Двор, Королева сошла с ? коня Неподалеку от дерева, где я лежал. |
She took me up in her milk-white hand, An she's stroakd me three times oer her knee; She chang'd me again to my ain proper shape, An nae mair I toddle about the tree. |
Она взяла меня снежно-белой рукой И три раза ударила о свое колено; Она вернула мне мое обличье, И больше я не ползал по дереву. |
{[FJC_TEASPB], vol. I, p. 315}
Трудно определить, когда эльфы вошли в эту традицию; как потомки ли богов, или же в этом контексте они открыто представляют собой мертвых; является ли более положительное их изображение поздним приукрашиванием или основывается на древней и почти забытой памяти. В этом случае, как и в большинстве других, в народной традиции не следует искать логичности и согласованности, потому что не один голос передает ее, но множество голосов.