У эльфов наших Островов разный рост, разные привычки, свойства и обличья; и обитают они в разных местах, но в большинстве своем – высокие и низкорослые, добрые и вредные – они жили под землей. Зеленые Дети Ральфа Коггсхолльского вышли из Земли Святого Мартина, сумеречной страны под землей, где не бывает ни зноя, ни мороза. Ирландские Даойне Ши, которых считают умалившимися богами одной из самых первых рас ирландцев, живут в основном в полых холмах. Эванс Венц, собиравший эльфийские поверья в Уэльсе в начале этого века, нашел сказку о детстве Талиесина с подробным описанием подземной волшебной страны кельтов. Шотландских эльфов видят при определенных фазах луны внутри их холмов, которые на краткое время поднимаются на столбах, показывая их жилища. По рассказу Обри, одного вилтширского пастуха, что шел как-то на Хэк-Пен, завели под такой холм, и там он стал свидетелем праздника и слушал разнообразную музыку. В Оксфордшире видели, как эльфы уходят в нору под Царь-камнем в Роллрайт-Стоунз. Даже когда эльфы веселятся под луной на поверхности земли, часто считается, что они вышли из своего постоянного подземного жилища.
Иногда, однако, эльфийские дворцы стоят на открытом месте, видимые для тех, кому эльфы хотят их показать, но готовые в любой момент исчезнуть и оставить гостя в холодной ветреной ночи. Такой дворец стоял на вершине Гластонбери-Тора, и туда по случаю попал св. Коллен, всем сердцем веривший, что эльфы суть бесы. Вот как это было.
Св. Коллен – кельтский святой, чья обитель находилась у подножия Гластонбери-Тора, однажды услышал разговор двух крестьян о короле эльфов, дворец которого находится неподалеку. Св. Коллен выглянул из своей кельи и велел им замолчать, ибо они говорят о черте. Перепуганные крестьяне предупредили Коллена, что король эльфов не простит такой обиды, а наверняка пришлет за ним.
Так и случилось: спустя несколько дней к келье св. Коллена пришел незнакомец и пригласил его проследовать с ним к Королю. Св. Коллен трижды отказывался, но наконец согласился и пошел, предусмотрительно спрятав в своем плаще флягу святой воды.
Дворец эльфов стоял на вершине Тора, полный света, роскоши и прекрасной музыки. Король сидел на богато украшенной скамье, и пажи в алом и голубом прислуживали ему. Он очень учтиво поприветствовал святого и просил его разделить с ним угощение.
- Я не ем листья с деревьев! – сказал св. Коллен.
Испуганный ропот пронесся вокруг стола; но король сказал:
- А как тебе нравятся мои красивые ливреи, алые и голубые?
- Голубой – это вечный холод, а красный – пламя Ада, из которого вы вышли! – сказал св. Коллен и брызнул поверх их голов святой водой. Свет и музыка исчезли; не стало ни короля, ни двора, ни замка, ничего – только зеленая трава на вершине Гластонбери-Тора. {[SBG_LOTS], Vol. 16 p. 224}
Это суровое сказание отрицает традиционную веру в важность вежливости при общении с дивным народом.
На острове Мэн вершины высоких холмов также считаются эльфискими местами. У. У. Гилл во "Втором мэнском альбоме" описывает:
Эльфов чаще всего видели, слышали и чуяли ("затхлый, терпкий запах") в уединенных верховьях гленов, где бойкие узкие речки быстро и музыкально бегут от заводи к заводи, и только узкая полоска неба светится между высокими зелеными краями ущелья; но жили эльфы также и на голых сухих вершинах холмов, где можно танцевать вволю, а также в местах, где из травы выдаются зеленые могильные курганы – такие прекрасные места для танцев {[WWG_ASMS], pp. 229-30}.
Далее он цитирует рассказ мисс Моны Дуглас об эльфийском дворце, во многом вторящий истории о св. Коллене:
Когда я была маленькой, Джонни Коллоу, старый могильщик из Лезари, частенько рассказывал мне о человеке, который однажды ночью переправлялся через Скайхилл и заблудился – его "завели". Наконец он увидел перед собой большой дом, больше, чем весь Баллакиллинган, сверкающий огнями, с раскрытыми воротами, и люди входили и выходили в них. Тот человек не стал задумываться, что бы это могло быть да что может из этого выйти, а просто шагнул в ворота, и внутри увидел множество леди и джентльменов, разодетых в шелка, сатин и бархат; стулья, столы и блюда были золотые и серебряные и сверкали так, что можно было ослепнуть, а на них были выложены горы изысканных кушаний. Тот человек прошел внутрь, но никто из тех, кто был там, как будто не видел его; и он решил забраться в уголок и поглядеть на них. Так он и сделал, тихо присев в сторонке. Но долгое путешествия по горам и тяжелый рабочий день утомили его, и вскоре он заснул, а когда проснулся утром, то ни дома, ни людей, ничего не было, а он лежал в траве на вершине Скайхилла. Не помню, что говорил Джонни – ел ли тот человек от той еды или нет. {[WWG_ASMS], pp. 235-6}
Легенда об Иннис-Сарк, которую приводит леди Уайлд, предлагает схожую концепцию Волшебной Страны, не столько, возможно, подземной, сколько созданной чарами, потому что сказка эта – о молодом человеке, который заснул в стогу сена на Ноябрьскую Ночь и проснулся там же наутро. После кошмаров, пережитых им на кухне у эльфов, он оказывается на королевском пиру. На кухне он видел, как старую ведьму рубят на куски и варят, чтобы подать гостям, но на пиру подают "фрукты, и цыплят, и индюшатину, и масло, и пироги с пылу, с жару, и хрустальные кубки с ярко-красным вином".
- Нет, – сказал юноша. – Я не могу есть с вами, потому что не видел священника, который благословил бы еду. Отпустите меня с миром.
- Сперва попробуй наше вино, – сказал принц с дружеской улыбкой, и одна из прекраснейших дам встала, наполнила хрустальную чашу ярко-красным вином и подала ее ему.
И тут уж он не удержался и выпил все, не отрываясь; и ему показалось, что это было лучшее питье во всей его жизни.
Но едва он поставил кубок, как гром сотряс весь дом, огни погасли, и он очутился в темной ночи, в том самом стогу сена, в который забрался на ночлег, устав от трудов. {[FSW_ALOI], p. 138}.
Действие эльфийского напитка оказалось для юноши гибельным – он зачах и вскоре умер.
Сверхъестественные существа в этой истории выглядят, пожалуй, совсем, как эльфы, хотя в начале сказки упоминается о двух видах эльфов, добрых и злых. Но в других сказках, очень похожих на эту, эльфы прямо отождествляются с мертвецами. В одной – "Ноябрьская Ночь" – юноша, неблагоразумно припозднившийся в канун Всех Святых [Hallow e'en], попался компании эльфов, направлявшихся на ярмарку. Он встретил короля эльфов Финварру и его королеву Уну [Oonagh]; те наделили его эльфийским золотом и вином, и были полны веселья – но вместе с тем все это были мертвецы. Когда юноша пригляделся к ним, то узнал в них своих покойных соседей – иные умерли уже много лет назад. Когда же он узнал их, то они окружили его, визжа и хохоча, и принялись заставлять его плясать. Он сопротивлялся, пока не упал без чувств, а когда проснулся наутро, то лежал в кольце стоячих камней, и руки его сплошь в синяках от эльфийских кулаков и ногтей {[FSW_ALOI], pp. 145-8}.
Корнуольская сказка об "Эльфийском селении на Селеновом болоте" в чем-то похожа на предыдущую, хотя эльфы в ней живут скромнее и не имеют ни короля, ни королевы. Обитают они на заброшенной риге, окруженной болотами, но под чарами она предстает усадьбой, разбитой в прекрасном саду, где зреют всевозможные плоды – возможно, такой дом и стоял некогда на том месте, а эльфы жили в прошлом. Сказка повествует о некоем мистере Ное, простом фермере, что жил близ Селенова болота.
Однажды вечером мистер Ной зашел в ближайший трактир заказать выпивку на завтрашний праздник урожая. Из трактира он вышел, но до дома не дошел. Его искали три дня, и, наконец, примерно в полумиле от его дома услышали вой собак и ржание лошади. Пробравшись через коварные болотины, люди обнаружили густую заросль, возле которой стояла стреноженная лошадь мистера Ноя, а рядом с ней сидели собаки. Лошадь неплохо попаслась на сочной траве, но собаки сильно исхудали. Лошадь привела людей к разрушенной риге, и там они нашли мистера Ноя, спавшего крепким сном. Он очень удивился, что уже утро, и был поначалу весьма не в себе, но в конце концов смог рассказать, что случилось с ним.
Он спрямил путь через болото, но заблудился и прошел, как ему показалось, немало миль по незнакомой ему местности, как вдруг увидел вдалеке огни и услышал музыку. Он заторопился вперед, решив, что вышел наконец на какую-то ферму, где, наверно, справляют праздник урожая. Конь его и собаки заупрямились и отказались идти с ним, поэтому он привязал коня к кусту, а сам пошел пешком и пришел в прекраснейший сад, окружавший усадьбу, в котором сотни людей танцевали на траве и выпивали за столами. Все они были богато разодеты, но показались ему очень маленькими, и их столы, скамьи и кубки были такими же. Рядом с ним очутилась девушка в белом, которая была выше других – она играла на чем-то вроде тамбурина. Мелодии были весьма живыми, а проворнее танцоров мистер Ной не видел в жизни. Через некоторое время девушка отдала тамбурин пожилому человечку рядом с ней и вошла в дом, чтобы вынести честной компании еще бочонок эля. Мистер Ной, любивший танцы и не отказавшийся бы от выпивки, подошел было к дому, но девушка поймала его взгляд и знаком велела ему отойти. Она произнесла несколько слов старичку с тамбурином и подошла к нему.
- Иди за мной в сад, – сказала она.
Она отвела его в укромное место, и там, под чистым светом звезд, вдали от прыгающих огоньков свечей, мистер Ной узнал в ней Грэйс Хатченс, свою давнюю любовь – которая умерла, или считалась умершей, уже три или четыре года.
– Слава звездам, милый Вильям, – сказала она, – что я успела остановить тебя, не то в ту же минуту ты стал бы таким же, как весь этот мелкий народец, и как я, горе мне!
Мистер Ной хотел было поцеловать ее, но она тотчас же строго-настрого запретила ему касаться ее, и предупредила, чтобы он не смел есть плоды и срывать цветы, если только хочет когда-нибудь вернуться домой.
- Одна-единственная слива из этого заколдованного сада погубила меня, – сказала она. – Ты не поверишь, но я попала сюда из-за любви к тебе. Люди говорят, что меня нашли на болоте мертвой; но я думаю, они похоронили подменыша или какую-нибудь рухлядь, а вовсе не меня, потому что мне кажется, что я совершенно такая же, как была, когда была живой, твоей возлюбленной.
Тут несколько тонких голосков позвали:
- Грэйс, Грэйс! Неси нам еще пива и сидра, да побыстрее, побыстрее!
- Иди за мной и оставайся там, за домом; смотри, не попадись никому на глаза, и, если жизнь тебе дорога, не трогай ни плодов, ни цветов!
Мистер Ной попросил ее принести и ему немножко сидра, но она сказала, что не сделает этого ради него же самого; и вскоре она вернулась и отвела его в тенистую аллею, где цвели всевозможные цветы. Там она рассказала ему, как она попала сюда.
Однажды вечером в сумерках она искала на Селеновом болоте отбившуюся овцу, как вдруг услышала, как мистер Ной зовет своих собак. Она решила пройти к нему напрямик, но попала в место, где росли папоротники выше ее роста, и пробродила в них не один час, пока не вышла в сад, где звучала музыка; но, хотя музыка и звучала порою очень близко, Грэйс никак не могла выйти из сада, а все ходила кругами, как если бы ее водило. В конце концов, измученная голодом и жаждой, она сорвала прекрасную золотую сливу с одного из деревьев и раскусила ее. Во рту слива растеклась горькой водой, и Грэйс упала на землю без чувств. Прийдя в себя, она обнаружила вокруг себя толпу карликов, смеявшихся и радовавшихся, что обзавелись хорошенькой девушкой, которая будет печь и варить для них, а также приглядывать за их смертными детьми, которые, как они говорили, не так крепки, как они сами были в свое время.
Грэйс рассказала, что жизнь у эльфов неестественная и фальшивая.
- У них мало чувств и ощущений; вместо этого у них лишь воспоминания о том, что радовало их, когда они жили и были смертными – может быть, тысячи лет назад. А то, что кажется румяными яблоками и прочими фруктами – всего лишь терновник, боярышник и ежевика.
Мистер Ной спросил, рождаются ли у эльфов дети, и она ответила, что как раз сегодня родился маленький эльфенок, и поэтому стоит такое веселье – каждый карлик, даже самый старый и безобразный, с гордостью считает себя его отцом.
- Ведь они, чтобы ты знал, не нашей веры, – ответила Грэйс на его удивленный взгляд, – но поклоняются звездам. Они не живут всегда вместе, как христиане и голуби; при их долговечности такое постоянство было бы для них невыносимо; по крайней мере, мелкий народец так думает.
Она рассказала ему также, что теперь она уже несколько смирилась со своим состоянием, потому что научилась превращаться в маленькую птичку и летать рядом со своим Вильямом.
Когда ее снова позвали, мистер Ной подумал, что, может быть, ему удастся найти способ спасти их обоих; поэтому он вынул из кармана свою перчатку для верховой езды, вывернул ее наизнанку и швырнул ее в гущу эльфов. Немедленно все исчезло – Грэйс, сад и усадьба – и Вильям оказался в разрушенной риге. Что-то вроде бы сильно ударило его по голове, и он рухнул на землю.
Те, кому мистер Ной поведал свою историю, сказали, что Грэйс не сообщила ему ничего нового, потому что старики всегда говорили о Дивном Народе то, что рассказала ему она; и что эльфы не любят, чтобы их видели, пуще всего при свете дня, потому что тогда они выглядят старыми и безобразными. Считалось также, что те, кто превращается в животных, становятся с каждым превращением все меньше и меньше размером, пока наконец совсем не пропадают в земле, как "мурьяны" (муравьи), и что зиму эльфы проводят по большей части в подземных жилищах, в которые попадают через пещеры или расщелины. И повсеместно считается, что многие из тех, кто умер не в сознании, на самом деле не умерли, а превратились в эльфов.
Оправившись, наш джентльмен далее рассказал, что заметил среди карликов многих, носивших словно бы семейное сходство с людьми, знакомыми ему, и он уверен, что одни из них были подменыши недавнего времени, а другие – их предки, умершие во время оно, когда они не были достаточно хороши, чтобы быть впущенными в рай, но и не настолько порочны, чтобы попасть в худшее из мест. По прошествии определенного времени, как думают многие, они перестают существовать наравне с живыми в нашем мире, по каковой причине их сейчас и видят гораздо реже, чем встарь. {[WB_TOWC] Vol. II pp. 95-102}.
Как и многие другие, кто побывал в Волшебной Стране, мистер Ной после этого приключения утратил всякий интерес к жизни и зачах.
Теория о происхождении эльфов, представленная в этой истории, возводит их к определенному разряду мертвецов – в данном случае, умерших язычников – а в наше время их ряды пополняются скончавшимися от удара, каталепсии или другого недуга, связанного с состоянием транса. Иногда эльфов также считают призраками друидов древности.
Ботрелл вкратце пересказывает очень похожую на эту сказку о фермере по имени Ричард Винго, которого завели в Тревилльские утесы. В эту волшебную страну – подземную, и весьма уютную – попадали через пещеру. Эльфы там играли в серебряный мяч: игра в мяч [hurling] – любимое занятие ирландских эльфов.
Слуа Ши [Sluagh Sidhe] Ирландии – Народ Холмов, и живут они, как правило, под природными холмами, а не в могильниках. Из этих холмов они выходят повеселиться, и огни их праздников хорошо помнит живая традиция людей. Порою эльфы ходят процессиями от одного холма к другому, и большая неудача ждет того, кто выстроит что-то на их пути или перегородит его чем-нибудь {[DAM_TMK], p. 22 и pp. 105-12}. Такие же представления описал мистер Т. Дж. Ф. Патерсон из Музея округа Армаг. Вот рассказ об эльфийских огнях близ Эденаппы:
Я мальцом тогда был – не шибко большим, но помню, что много раз слышал о мелком народце в Слив-Галлион. По ночам там на вершине часто горел свет, и мелкий народец видели – точно как вот когда люди вроде нас веселятся у костра. Там костры горели десятками, и народу было – сотни. А некоторые сидели в седле и проводили коней через костры. Старики многие их видели. Костры-то я и сам видел, а вот всадников – не доводилось.
Скорее всего, это было в Майскую ночь, когда эльфы, как и люди, проводили свой скот через Бельтанские костры.
Рассказ об эльфах, танцевавших вокруг костра, на острове Скай прислала мне в 1958 году моя подруга от Моны Смит, супруги эдинбургского священника. Я привожу его здесь, потому что в нем сказано:
В вечерних сумерках августа восемьдесят лет назад на острове Скай маленький мальчик ждал, когда его мать вернется от прихворнувшего соседа.
Со старшей сестрой они остались под присмотром бабушки, пока их мать выполняла долг добрососедства. К ним присоединился другой маленький мальчик, и все трое весело играли весь день. Их дом стоял неподалеку от дома бабушки – на таком расстоянии, которое великовато для малышей без взрослых. Под вечер к бабушке пришла другая пожилая женщина из той деревни, женщина, которую дети хорошо знали и любили. Наверно, к этому времени они уже несколько устали и начали капризничать, и их пожилая подруга попыталась развеселить их. Она сказала вдруг: "Пойдемте со мной, я вам кое-что покажу."
Все четверо взялись за руки и пошли в сумерки по тропинке, что вела берегом ручья. Затем старушка остановилась и сказала: "Вон, видите?" На склоне холма, одетые в зеленые одежды эльфы танцевали вокруг костра.
Дети были совершенно зачарованы этим зрелищем, и можно представить себе их восторг и то, как они рассказывали об этом своей маме, когда та вернулась домой.
На следующее утро они бегом бросились на то место, чтобы найти золу от эльфийского костра, но не увидели ничего.
Тот маленький мальчик был мой отец, и в детстве мы с братом и сестрами готовы были бесконечно слушать этот рассказ. Тетя, приходившая к нам в гости, подтверждала слова отца. Рассказ этот перешел теперь ко мне, и я всем показывала зеленый заросший травой курган, "где папа видел эльфов".
Два года назад впервые в жизни я встретилась с третьим из тех детей; сейчас он уже старик, но помнит все подробности того удивительного вечера так отчетливо и живо, как будто это случилось вчера.
Тем, кто хотел бы попробовать объяснить этот случай, я должна сказать, что ту старушку считали наделенной вторым зрением.
Здесь, хотя сперва эльфы описаны танцующими на склоне холма у ручья, позже сказано, что это был зеленый курган, поросший травой, так что возможно, что эльфы танцевали на вершине его.
Также и в Корнуолле есть сказки об эльфийских холмах и веселых праздниках на их вершинах. Наиболее известна сказка об "Эльфийском застолье на пригорке св. Юста", рассказанная в "Популярных романах Западных Графств" Ханта. Она основывается на широко распространенной фольклорной теме наказания жадности (мотив F361.2). Рассказывается в ней о старом скряге, который, услышав о богатой утвари эльфов, что часто веселятся на Пригорке, решил раздобыть себе что-нибудь из нее. Он отправился в полнолуние Урожайной луны – в Ламмас – и, поднимаясь на Пригорок, услышал эльфийскую музыку. Она была такой бойкой, что наш скряга никак не мог удержаться от танца, и раздавалась повсюду в воздухе; но вскоре он заключил, что музыка идет из-под его ног, и не ошибся, потому что холм вдруг раскрылся, и тысячи эльфов хлынули из него, а на каждой травинке на склоне холма висели разноцветные фонарики. Затем мимо скряги промаршировал полк спригганов, окруживших холм. Это его весьма напугало; но самый рослый из них был не длиннее шнурка от его ботинок, и он решил, что если понадобится, он просто раздавит их. Зрелище, разворачивавшееся перед ним, начало его забавлять. Из холма выходили отряды музыкантов, взводы солдат, а затем слуги, несшие всевозможные лакомства на золотых и серебряных блюдах; потом придворные лорды и леди вышли и заняли свои места, а за ними – эльфийские дети в легких одеждах, разбрасывавшие цветы, которые пускали корни, едва коснувшись земли; и наконец появились король и королева и подошли к столу, сверкая золотом, серебром и драгоценными камнями. На этом-то столе и остановились завидущие глаза скряги. Всю эту блистательную картину можно было накрыть шляпой, и он опустился на колени и нагнулся над столом. Музыка, пир и веселье продолжались беззаботно, пока скряга не поднял шляпу над головой, и тут вдруг все тысячи эльфов разом увидели его. Он бросил шляпу наземь, и в тот же миг свистнула дудка, огни погасли, и он почувствовал, как его вяжут тысячами веревок. Не успел он понять, что случилось, как уже лежал на земле и не мог шевельнуть ни ногой, ни рукой. Его щипали, кололи, пинали и колотили. Самый большой спригган плясал у него на носу. Всю ночь он так и пролежал без движения, а когда взошло солнце, порвал паутину, связывавшую его, и с позором побрел вниз по склону. Немало времени прошло прежде, чем он решился рассказать кому бы то ни было о том, что случилось с ним {[RH_PROTWOE], pp. 98-101}.
Возможно, что-то здесь и приукрашено – эльфы-дети в легких одеждах, разбрасывающие цветы, которые сами пускали корни, выглядят литературным добавлением – но, если только вся история не подделка, то она повествует о великолепном застолье эльфийских монархов – хотя и небольшом по размеру, раз весь королевский стол можно было накрыть шляпой скряги. В этой истории несколько интересных моментов. Один – то, что спригганы, корнуолльская гротескная разновидность хобгоблинов, служат в страже королевского двора, тогда как они могут быть вполне независимыми существами. Другая – то, что скряга был связан паутинками, как Гулливер веревками лилипутов. Возможно, это прямое заимствование, потому что повесть о Гулливере была изложена в дешевом сборнике, который коробейники вполне могли продавать на западе. С другой стороны, и Свифт мог последовать народной традиции. Свифту была известна история о визите Фергуса О'Конлы к маленьким эльфам, которая могла стать зачатком "Путешествий Гулливера". Паутине всегда приписывали волшебные свойства, и Свифт мог знать это и использовать мотив волшебного связывания. Третий интересный момент в том, что скряга слышит музыку сначала из-под земли. Это полностью соответствует кельтской народной традиции, как ирландской, так и шотландской. Т. Ф. Дж. Патерсон цитирует устный рассказ одного жителя Кашеля – этот рассказ вполне мог быть частью виденного скрягой:
Я помню, как матушка говаривала мне – а она старинных историй знала много, да я не слушал особо, думал, что с возрастом люди из ума выживают – так вот, сказывала мне матушка об одном человеке, который как-то раз под вечер перебирался через Религ. И такую услышал он славную музыку, что никак не мог не сплясать под нее. Так он плясал и плясал, пока не понял, что играет-то из-под его ног. Тут он струхнул и дернул оттуда со всех ног. И хорошо еще, что смог!
В "Популярных сказках Западной Шотландии" Кэмпбелла рассказывается множество историй об эльфах, живущих в холмах – эльфов гораздо более прозаических, чем ирландские О'Ши. Сказка о кузнеце, отбивающем у эльфов своего сына – одна из них. В этой сказке эльфы похищают единственного сына кузнеца, а взамен оставляют безобразного подменыша. Отец воспользовался советом мудрого человека и обнаружил обман, как обычно, использовав яичные скорлупки вместо кастрюль; так он избавился от подменыша, но его собственный сын к нему не вернулся, и пришлось кузнецу самому идти за ним в эльфийскую страну. Кинжал, Библия и петух понадобились ему для спасения сына, и он вошел в эльфийский холм [knowe] в полнолуние, когда тот поднялся на столбах. Кузнец нашел своего сына в одном из закутков среди смертных пленников, что работали в кузнице, и ему удалось освободить его и забрать с собой. Любопытно, что в этой истории эльфы наделяют своих учеников даром искусной работы по металлу, но сами не могут противостоять холодному железу – кинжалу, воткнутому в склон холма {[JFC_PTOTWH], vol. I, «The Smith and the Fairies», pp. 157-60}.
Еще более прозаический рассказ – рассказ о сковородке, которую жительница Холма одалживает у своей смертной соседки. Он выглядит подтверждением теории МакРитчи о том, что эльфы – это побежденный некогда народ, ушедший жить в холмы; прозаическое вознаграждение в виде мяса и костей, оставленных в горшке, эльфийские собаки, которые гнались за женщиной, но были отогнаны собаками людей от хутора – все это звучит, как отношения между двумя чуждыми племенами. Там есть даже намек на то, что женщина людей казалась эльфам такой же колдуньей, как они ей. {[JFC_PTOTWH], vol. II, pp. 52-4}
В Нижней Шотландии и на Севере Англии также известны эльфийские холмы. С Элидонских холмов был заведен в Волшебную Страну Правдивый Томас, и они спускались все вниз и вниз, пересекая подземные потоки, пока не добрались до зачарованного сада. Изобель Гоуди, называвшая себя ведьмой, отправлялась под холмы, чтобы встретиться с эльфами, и также Мальчик из Лейта. Человек, которого в XVII веке обвинили в ведовстве, оправдывался тем, что белый порошок ему дали под эльфийским холмом. Повсеместно на наших островах считалось, что люди исчезают в полых холмах и слышат оттуда эльфийскую музыку, как пастух под Хек-Пеном у Обри.
Подводные жилища эльфов и эльфийские острова распространены не так широко и встречаются больше в кельтских частях страны – за исключением отдельных духов рек и источников, таких как Дженни Зеленые Зубы и Пег Паулер. В Сомерсете по берегам Бристольского Канала бытует традиция эльфийского острова, который показывается иногда, хотя обычно не виден человеческому глазу, Зеленая Земля Чар называется он в народной песне, отрывочно записанной Р. Л. Тонг. Это звучит похоже на Зеленые Острова на Водах, упомянутые у Саути и описанные Джоном Рисом в "Кельтском фольклоре" {[JR_CF], vol. I, pp. 20-1 и 169-72}. Рис рассказывает и другие истории о невидимых островах вдоль валлийского побережья. Иногда и реальный остров считается волшебным местом, как, например, остров Мэн, древняя обитель бога Мананнона, чье колдовство, как считалось, вызывает частые там туманы. Самая распространенная из валлийских историй об эльфах, до сих пор сохраняющаяся в устной традиции – "Волшебная Жена" – обычно рассказывается об озерной фее. Во множестве ее форм отец выходит из озера, чтобы подтвердить союз и дать водяной скот в приданное за дочерью. Водяной скот в Шотландии считается принадлежащим подводным эльфам. Ниам Золотоволосая, влюбившаяся в Оссиана, жила на эльфийском острове за морем, в чем-то похожем на Ги-Брасил [Hy-Brasail] ирландской легенды.
В Ирландии, однако, как и в Уэльсе, обитают и озерные эльфы. У леди Уайльд есть несколько отрывков об эльфах озера Лох-Ней:
В глубине вод Лох-Нея можно еще увидеть – если обладать особым зрением – колонны и стены прекрасных дворцов, некогда населенных племенем эльфов, когда они были богами на земле; и предание о городе, погребенном под волнами, помнилось в народе веками.
Гиральд Кембрийский рассказывает, что в его время вершины башен, "построенных по обычаю той страны", были ясно различимы в спокойную чистую погоду с поверхности озера; и эльфы до сих пор появляются на руинах своего былого великолепия и устраивают там празднества при свете полной луны; ибо лодочники, возвращаясь домой поздно, часто слышат поднимающуюся из глубины вод прекрасную музыку и смех и видят огни, мерцающие глубоко под водой, где, как считается, стоят древние эльфийские дворцы. {[FSW_ALOI] vol. II, pp. 189-90}