XVII

Некогда ученые долго и бурно спорили, откуда же берется во Вселенной так называемая "лишняя материя". Научно-исследовательские институты по всей Галактике закупали все новые и новые приборы, все более и более точные, для обследования недр далеких скоплений и туманностей, добираясь до самой сердцевины Вселенной и до самых ее краев, но в конце концов выяснилось, что лишняя материя, которую они обнаружили – это попросту упаковочный материал, в котором поставлялись им все их приборы и инструменты.

В коробке оказалось довольно много лишней материи – белые мягкие шарики лишней материи, которые Рандом высыпала на землю, чтобы физики грядущих поколений нашли их и, когда все, что придумали физики текущих поколений, будет ниспровергнуто и предано забвению, задумались по новой, откуда она взялась, и куда бы ее деть.

Под шариками лишней материи оказался черный гладкий диск. Рандом положила его на камень сбоку и пошарила руками в лишней материи, не пропустила ли она еще что-нибудь – инструкцию или комплектующие – но больше в посылке ничего не было. Один лишь черный гладкий диск.

Рандом посветила на него фонариком.

В ту же секунду гладкая поверхность диска покрылась трещинами. Рандом испуганно отскочила, но тотчас же поняла, что черная штука просто раскрывается.

Действо это было удивительно красиво – невероятно сложное, но в то же время элегантное и несуетливое, похожее на раскрытие оригами или на раскрытие бутона розы, если бы оно занимало считанные секунды.

И там, где считанные секунды назад лежал гладкий выпуклый черный диск, сейчас сидела птица.

Рандом продолжала пятиться назад, не сводя с птицы глаз.

Она была немного похожа на кирюкицу, только гораздо меньше. То есть, больше. То есть, точно такого же размера, только почти вдвое больше. Она была и гораздо синее, чем обычная кирюкицу, и гораздо розовее, оставаясь в то же время совершенно черной.

Что-то странное было в этой птице, но Рандом не сразу разобрала, что именно.

Точно так же, как обычные кирюкицы, птица смотрела так, словно видела что-то, чего никто больше не видит.

Вдруг птица исчезла.

В следующее мгновение все вдруг стало непроглядно-черным. Рандом съежилась в углу пещеры, снова лихорадочно нащупывая в кармане специально заточенный камень. Но чернота быстро отступила, свернувшись клубком, и клубок этот внезапно снова превратился в птицу. Птица парила в воздухе, плавно поднимая и опуская крылья, и глядела на Рандом.

– Спасибо за терпение, – произнесла она вдруг. – Выполняется калибровка устройств ввода-вывода. Слышите ли вы меня сейчас?

– Чего? – не поняла Рандом.

– Отлично, – сказала птица. – Слышите ли вы меня сейчас? – повторила она на несколько октав выше.

– Конечно, слышу! – ответила Рандом.

– А сейчас? – повторила птица, на этот раз глубоким торжественным басом.

– Слышу!

Последовало молчание.

– А сейчас, по-видимому, нет, – заключила птица через несколько секунд. – Отлично. Ваш диапазон слышимости – от 20 Гц до 16 КГц. Замечательно. Нравится ли вам этот голос? – спросила птица приятным контральто. – Высокие частоты не свистят? По-видимому, нет. Прекрасно. Устанавливаю как порт вывода. Продолжаем. Скажите, в каком количестве вы меня видите сейчас?

Вся пещера вдруг заполнилась переплетенными друг с другом птицами. Рандом на своем веку провела немало времени в виртуальных реальностях, но это было намного круче всего, что ей доводилось видеть. Вся геометрия пространства словно бы строилась из смыкающихся друг с другом объемных контуров птиц.

Рандом охнула и закрыла лицо руками, при этом раздвигая формы птиц и иногда разбивая их на более мелкие, но точно сохраняющие форму.

– По-видимому, слишком много, – решила птица. – А теперь?

Теперь она вытянулась гармошкой в туннель из птиц, словно отражаясь до бесконечности в параллельных зеркалах.

– Да что же это такое? – воскликнула Рандом.

– На этот вопрос я отвечу позже, – сказала птица. – Скажите, в каком количестве вы меня видите?

– Ох, я даже не знаю... Как будто... – Рандом беспомощно обвела рукой круг.

– Понятно. Протяженность по-прежнему бесконечная, но базис-вектор пространства мы строим уже более-менее правильно. Замечательно. Неверно; правильный ответ – апельсин и два лимона.

– Какой еще апельсин?

– Было три лимона и три апельсина. Два апельсина и один лимон съели. Сколько осталось?

– Че-го?

– Понятно. Значит, время для вас движется в эту сторону, правильно? Очень интересно. Скажите, я для вас все еще бесконечна? – спросила птица, вытягиваясь то в одном, то в другом направлении в пространстве. – А сейчас? Скажите, я не слишком желтая?8

Каждую секунду с птицей происходили какие-нибудь выворачивающие рассудок наизнанку превращения. За изменениями ее размеров и форм не мог уследить глаз.

– Я вообще не... – пролепетала ошеломленная Рандом.

– Вы можете не отвечать, – сказала птица, – я и сама вижу по вам. Скажите, выгляжу ли я сейчас, как ваша мать? Как камень? Как нечто огромное, скользкое и завязанное узлом? Нет? А сейчас? Сейчас я двигаюсь вперед или назад?

В эту секунду птица как раз застыла неподвижно.

– Нет, – ответила Рандом.

– На самом деле, я двигалась назад во времени. Итак. Кажется, мы со всем разобрались. Если вам интересно, то в вашей вселенной вы свободно перемещаетесь в трех измерениях, которые называете пространством; вы движетесь по прямой линии в четвертом, которое вы называете время, и покоитесь в пятом, которое является первым основанием вероятности. Дальше начинаются сложности, особенно в измерениях с тринадцатого по двадцать второе, но навряд ли вам стоит об этом беспокоиться. Все, что вам действительно важно знать сейчас – это то, что вселенная устроена гораздо более сложным образом, чем вы думаете, даже если вы изначально были согласны с тем, что это чертовски сложно устроенная штука. Если хотите, я могу не употреблять такие выражения, как "чертовски".

– Да какого черта! Говори, как хочешь.

– Как вам будет угодно.

– Прежде всего – ты что за штука? – спросила Рандом.

– Я – Путеводитель. Я – твой Путеводитель в твоей вселенной. Строго говоря, я нахожусь в том, что по-научному называется Всевозможная Всеобщая Фигня. Это означает, что... Пожалуй, это проще показать на примере.

Птица развернулась в воздухе и выплыла под козырек пещеры, усевшись на булыжник, до которого не долетали струи ливня, с новой силой припустившего снаружи.

– Иди сюда, – позвала птица. – Смотри.

Рандом не нравилось, что ею командует какая-то птица, но она все же подошла к выходу из пещеры, не переставая ощупывать камень в кармане.

– Смотри, – повторила птица. – Это дождь. Видишь?

– Вижу. Что дальше?

Ночь была пронизана потоками воды, едва различимыми в пробивавшемся сквозь тучи лунном свете.

– Что такое дождь?

– Как это что такое? Что это значит? За каким чертом ты залезла в эту коробку? За каким чертом я всю ночь носилась по лесу? Сражалась с психическими белками! И все это затем, чтобы какая-то дурацкая птица спрашивала меня, что такое дождь? Так вот, дождь – это вода, которая падает с неба, и больше ничего! Есть еще вопросы, или можно идти домой?

Птица молчала долго, а потом спросила:

– Ты хотела бы домой?

– У меня нет дома! – Рандом выкрикнула эти слова так громко, что слегка испугалась сама.

– Посмотри на дождь, – повторила птица-Путеводитель.

– Ну, смотрю, смотрю! Можно подумать, тут есть, на что еще смотреть!

– Что ты видишь?

– Черт, вот глупая птица! Дождь я вижу! Дождь, и больше ничего. Вода. Падает с неба.

– Что ты видишь в этой воде? Какие-нибудь фигуры, образы?

– Никаких! В ней же ничего нет! Так, фигня всякая мельтешит...

– Вот именно. Фигня, – повторила птица-Путеводитель.

– Ну, и?

– А сейчас что ты видишь?

Из глаза птицы вышел лучик едва различимого, слабого света. В сухом воздухе под козырьком пещеры он был вовсе не виден. Но там, где лучик света попадал на капли дождя, летящие сквозь него, появилась светящаяся плоскость, такая яркая и четкая, что казалась твердой.

– Обалдеть. Лазерный эффект, – промолвила Рандом. – В жизни не видела ничего подобного. Разве что, может быть, на пяти-шести тысячах концертов.

– Скажи, что ты сейчас видишь? – потребовала птица.

– Экран! Светящуюся плоскость! Вот дура!

– Между тем, ничего нового тут не появилось. Я всего лишь использую свет, чтобы обратить твое внимание на определенные капли дождя в определенные моменты. А что ты видишь сейчас?

Свет погас.

– Сейчас ничего.

– А я делаю в точности то же самое. Только ультрафиолетом. Ты не можешь его видеть.

– Какой смысл показывать мне что-то, чего я не могу видеть?

– Чтобы ты поняла, что если ты что-то видишь – это не значит, что оно есть. А если ты чего-то не видишь – это не значит, что его нет. Все зависит от того, на что твои чувства обращают твое внимание.

– Господи, тоска какая! – протянула Рандом и вдруг ахнула.

В струях дождя над ней нависло гигантское и очень реальное трехмерное изображение ее отца. Он что-то изумленно разглядывал.

На расстоянии пары миль от Рандом Артур, ее отец, пробиравшийся сквозь лес, вдруг остановился и стал изумленно разглядывать что-то огромное и яркое, висевшее в пропитанном дождем воздухе в паре миль от него – в паре миль под углом от того направления, в котором он шел.

Он уже совершенно заблудился и готовился помереть от холода, сырости и усталости. Он собирался приступить к этому прямо сейчас. Только что белка принесла ему почти целый спортивный журнал, и от этого мозг Артура протрубил отбой.

Глядя на огромное цветное изображение себя самого, светящееся в небе, Артур понимал, что мозг его, с одной стороны, был совершенно прав в своих требованиях, но, с другой стороны, был совершенно неправ в выборе направления.

Глубоко вздохнув, Артур повернул и двинулся в направлении необъяснимого видеоэффекта.

– Ну? И что это должно означать? – спросила Рандом. Ее гораздо больше удивило, что в небе возник именно ее отец, чем то, что в небе вообще что-то возникло. Первую свою голограмму она увидела в возрасте двух месяцев – ее положили в нее поиграть. Последнюю свою голограмму она видела примерно полчаса назад – она сыграла ей марш солдат-кантианистов Звездной Стражи.

– Только то, что все это существует или не существует в той же самой степени, в которой существовал или не существовал тот экран, – ответила птица. – Все это лишь взаимодействие воды, падающей в одном направлении, с лучами видимого тобой света разных длин волн, падающими в другом направлении. Оно создает изображение, которое выглядит для тебя реальным. Но все это – лишь картинки и Фигня. Вот, смотри – еще одна картинка.

– Мама! – воскликнула Рандом.

– Нет, это не она, – возразила птица.

– Что я, собственную мать не узнаю, что ли?

Женщина в воздухе выходила из звездолета, стоящего в просторном сумрачном ангаре. Ее сопровождало несколько высоких фиолетово-зеленых существ. Женщина совершенно точно была мамой Рандом. Ну, или почти совершенно точно. Триллиан навряд ли шла бы такой неуверенной походкой в условиях слабой гравитации; навряд ли так недоверчиво оглядывала бы старомодную нелепо выглядящую аппаратуру жизнеобеспечения; и навряд ли взяла бы с собой такую древнюю камеру.

– Ну, и кто же это тогда? – спросила Рандом.

– Это – сечение проекции твоей матери по оси вероятности, – ответила птица-Путеводитель.

– Думаешь, я хоть что-то поняла?

– Пространство, время и вероятность имеют оси, вдоль которых можно двигаться.

– А это что значит? То есть, ты хочешь сказать, что... Нет. Непонятно. Объясни.

– Ты, кажется, хотела домой?

– Нет, объясни!

– Хочешь посмотреть на свой дом?

– Как это – посмотреть? Его же уничтожили!

– Его функция всего лишь имеет разрывы на оси вероятности. Смотри.

И в струях дождя появилось нечто незнакомое и прекрасное. Это был огромный зеленовато-голубой шар, окутанный дымкой, покрытый облаками, вращающийся с величественной медлительностью среди усыпанной звездами черноты.

– Видишь? – спросила птица. – Вот он есть. А вот его нет.

Менее, чем в паре миль оттуда, Артур Дент замер на полушаге. Он не верил своим глазам. В ночном небе, мерцая в струях дождя, но невероятно яркая и реальная, висела – Земля. Артур задохнулся. Когда же он снова вспомнил, как дышать, планета исчезла. И вдруг появилась снова. Затем – и тут Артур окончательно сдался и попрощался со своей крышей – она превратилась в сосиску.

Рандом тоже немало потрясло зрелище огромной зеленовато-голубой дымчатой сосиски, висящей высоко над ее головой. Тут сосиска размножилась в целую цепочку сосисок. Только в этой цепочке многих сосисок не хватало. Вся сверкающая связка сосисок вращалась и закручивалась в удивительном танце, постепенно замедляясь, растворяясь и исчезая в мерцающей ночной темноте.

– Что это было? – хрипло спросила Рандом.

– Проекция вероятностно-прерывистого объекта вдоль оси вероятности.

– А-а. Понятно.

– Многие объекты прерывисты при движении вдоль оси вероятности. Но твоя родная планета меняется при этом движении несколько особым образом. Она расположена в своего рода впадине на графике вероятностей. Это означает, что во множестве вероятностных координат она не определена. Ее функция по природе своей нестабильна. Это свойство всех объектов, находящихся в так называемых плюральных секторах. Это понятно?

– Нет.

– Хочешь отправиться туда и посмотреть сама?

– Куда? На Землю?

– Ну, да.

– Да разве же это возможно?

Птица-Путеводитель не ответила. Вместо ответа она расправила крылья, легко и плавно вылетела в потоки дождя, которые снова засверкали ярко и живо.

Птица восторженно взмыла в ночое небо. Вокруг нее вспыхивали и гасли огни; позади нее разворачивались и сворачивались измерения. Птица выполнила свечу, мертвую петлю и крутое пике, выйдя из которого, она очутилась в полуметре от лица Рандом, плавно и бесшумно помахивая крыльями.

Птица заговорила снова.

– Вселенная кажется тебе такой огромной! Такой протяженной во времени и пространстве. Это потому, что ты воспринимаешь ее сквозь свои фильтры. Я же создана безо всяких фильтров, и поэтому воспринимаю всю фигню, в которой содержатся все возможные вселенные, но которая сама по себе не имеет никаких размеров. Для меня возможно все. Я – всеведущая и всемогущая, вездесущая и вдобавок распространяюсь в удобной для транспортации самоходной упаковке. Тебе самой предстоит проверить, так ли все это.

Тонкая улыбка появилась на лице Рандом:

– На слабо берешь, да?

– Как я уже сказала, возможно все.

Рандом рассмеялась:

– Ну, хорошо! Давай! Полетели на Землю. В какой-нибудь точке этой, как ее...

– Оси вероятности?

– Вот именно. Такой, где ее не взорвали. Хорошо! Давай, путеводитель, путеводи. Только как же мы туда попадем?

– Очень просто. Через обратную развертку.

– Чего?

– Обратную темпоральную развертку событий. Для меня направление течения времени значения не имеет. Ты реши, чего ты хочешь, а мне останется только убедиться, что оно действительно случилось.

– Смеешься!

– Все возможно.

Рандом нахмурилась:

– Ну, так ты смеешься или серьезно?

– Скажем так, – ответила птица. – Обратная темпоральная развертка позволяет мне не ждать, пока какой-нибудь из считанных по пальцам звездолетов, что пролетают через ваш сектор Галактики раз в год или около того, задумается, стоит ему взять тебя с собой или не стоит. Ты хочешь лететь – и звездолет появляется и берет тебя с собой. Капитан может найти тысяча и одну причину, по которой он решил остановиться и подобрать тебя. Но настоящая причина – то, что я решила, что он так сделает.

– Это твое всемогущество, да, птичка?

Птица промолчала.

– Ну, хорошо, – сказала Рандом. – я хочу. Хочу улететь на Землю на звездолете.

– Вот этот подойдет?

Он оказался такой тихий, что Рандом не заметила его, пока он едва не приземлился ей на голову.

Артур же заметил его. Он был уже примерно в миле от места. Когда представление со светящимися сосисками закончилось, Артур увидел огоньки, мигающие далеко-далеко над облаками, и поначалу решил, что это тоже какой-нибудь синематограф. Лишь немного спустя его вдруг осенило, что это настоящий звездолет; и лишь еще немного спустя – что звездолет этот приземляется точно туда, где, по его мнению, сейчас находится его дочь.

Вот тогда – дождь не дождь, ночь не ночь, нога не нога – Артур неожиданно для себя самого перешел на бег.

Почти тотчас же он оскользнулся, упал и сильно ушиб о камень коленку. Артур кое-как поднялся и попробовал перейти на бег еще раз. У него появилось отвратительное чувство, что сейчас он потеряет Рандом навсегда. Спотыкаясь и чертыхаясь, Артур бежал изо всех сил. Он не имел никакого понятия, что было в той коробке, но на ней было написано имя Форда Префекта – и именно этому имени Артур слал на бегу свои проклятия.

Корабль оказался одним из самых шикарных и прекрасных космических кораблей, какие Рандом только видела в жизни.

Он был потрясающий. Серебристый, тонкий, безупречных линий. Кто-нибудь, разбирающийся в жизни не так хорошо, как Рандом, мог бы, пожалуй, решить даже, что это RW6. Когда же корабль бесшумно опустился на землю перед ней, Рандом поняла, что это и в самом деле настоящий RW6, и едва не запрыгала от восторга. Настоящий RW6 – это вещь из разряда таких, которые можно встретить лишь в глянцевых журналах, которые издают с целью спровоцировать население на беспорядки.

В то же время Рандом немало струхнула. Корабль появился так внезапно и так вовремя, что было, о чем задуматься: либо это самое странное и невероятное совпадение, либо происходит что-то очень необычное и подозрительное. Рандом с тревогой ждала, пока откроется люк. Ее Путеводитель – она уже считала его своим собственным – беззвучно висел в воздухе за ее правым плечом, едва шевеля крыльями.

Наконец, люк раскрылся. Сначала из него показался лишь тусклый свет. Через пару секунд в проеме показалась фигура. Человек стоял некоторое время, не двигаясь, пока глаза его, должно быть, не привыкли к темноте. Тогда он заметил Рандом, стоящую перед кораблем и заметно удивился. Он шагнул к ней. А потом вдруг вскрикнул и побежал.

Не следовало, не следовало ему бежать в сторону Рандом ночью, размахивая руками, когда нервы у той и так уже были на пределе. Рандом незаметно для себя самой ощупывала камень в кармане с той самой минуты, как корабль показался в небе.

Продолжая бежать, подскальзываться, падать и врезаться в деревья, Артур уже понял, что опоздал. Корабль стоял на земле всего минуты три, а потом бесшумно и плавно взлетел над деревьями, развернулся в легкой водяной взвеси, оставшейся в воздухе после бури, поднимал, поднимал нос, опуская корму, и вдруг легко, и стремительно унесся за облака.

Улетел. Вместе с Рандом. Это знание убивало Артура, но он продолжал зачем-то идти, уже все зная. Улетела. Пропала. Артур попробовал себя в родительской должности, и сам удивлялся теперь, как же скверно он себя в ней показал. Артур не остановился, но ноги перестали его слушаться. Колено болело, как сволочь, и Артур знал, что опоздал.

Артур не представлял себе, что может быть хуже, чем сейчас. Но он ошибался.

Наконец, хромая, Артур добрался до пещеры, в которой укрылась Рандом, чтобы открыть посылку. На поляне перед пещерой остались следы от опор звездолета, стоявшего здесь считанные минуты назад, но Рандом простыл и след. На автопилоте Артур зашел в пещеру, нашел упаковку и шарики лишней материи, собранные в кучки порывами ветра. Они огорчили Артура. Он старался приучить Рандом к аккуратности. Это небольшое огорчение помогало ему справиться с огорчением от того, что Рандом улетела. Артур знал, что никак не сможет найти ее.

Тут Артур споткнулся о что-то непонятное. Нагнувшись посмотреть, он к своему полному изумлению вдруг понял, что это такое.

Это был его старый экземпляр "Путеводителя вольного путешественника по Галактике". Как он очутился здесь, в этой пещере? Артур никогда не возвращался за ним на место катастрофы. Он не хотел видеть обломки, и он не хотел вернуть свой "Путеводитель". Артор решил, что навсегда останется здесь, на Лемюэлле, готовить бутерброды.

И все-таки – каким образом он попал в пещеру? "Путеводитель" был включен: слова "Без паники!" светились на его обложке.

Артур вышел из пещеры на свежий и сырой воздух и неяркий свет луны. Он опустился на камень полистать "Путеводитель", и только тут обнаружил, что опустился не на камень.

Это был человек.