XIII

Корабль тихо приземлился на опушке метрах в ста от деревенской околицы.

Он появился совершенно неожиданно и внезапно, но безо всякой помпы. Только что стоял чудесный вечерок на излете бабьего лета – листва по лесам и рощам только-только начинала наливаться багрецом и золотом, а река почти незаметно вспухать от ливней, что уже зарядили в северных предгорьях; кирюкицы принялись отращивать под перьями теплый пух, предсказывая суровую морозную зиму; со дня на день могла начаться громоподобная откочевка Совершенно Нормальных Зверюг через степь; старик Ухомор, ковыляя по деревне, уже бормотал неразборчиво себе под нос, складывая и заучивая новые сказы о почти уже миновавшем годе, которые, когда долгие темные вечера соберут односельчан у чьего-нибудь очага, он будет рассказывать им, а тем, за неимением лучшего времяпрепровождения, придется слушать, качая бородами и приговаривая "Не так все было!" – и вдруг на опушке стоит космический корабль, поблескивая в лучах теплого осеннего солнца.

Корабль погудел немного и перестал.

Это был небольшой корабль. Если бы селяне разбирались в звездолетах, они немедленно определили бы, что перед ними скромный, но симпатичный четырехместный "Грунди", собранный в почти полном комплекте согласно каталогу изготовителя – не хватало только Усовершенствованного Вектоидного Стабилизатора, но его все равно ставят себе только чайники. Усовершенствованный Вектоидный Стабилизатор ни за что не даст тебе войти в по-настоящему красивый крутой поворот в трех плоскостях пространства-времени. Да, конечно, он добавляет безопасности, но настоящему пилоту он только мешает.

Всего этого селяне, размеется, не знали. Уроженцы провинциальной планеты Лемюэллы по большей части вообще в жизни не видели ни одного звездолета. Во всяком случае, целого. Ничего более удивительного, чем звездолет, в блестящем корпусе которого отражалось теплое вечернее солнышко, они не встречали с тех самых пор, как Кирпат выловил рыбу с головой вместо хвоста.

Народ безмолвствовал.

Считанные минуты назад два, а то и три десятка человек шли по своим делам, судачили у изгороди, рубили дрова, черпали воду из колодца, сгоняли с огорода стаю кирюкиц или старались не попасться на глаза старику Ухомору – и вдруг все замерло, и все изумленно смотрели на странную штуковину.

Ну, или почти все. Кирюкицы изумлялись совсем другим вещам. Самый обыкновенный листик, неожиданно упавший с дерева, вызывал у них шумную заполошную суматоху; солнце, поднимаясь над землей каждое утро, заставало их врасплох; но прибытие инопланетного космического корабля совершенно не привлекло их внимания. Они продолжали каркать, куковать и кудахтать, выискивая в пыли зернышки и червяков. Речка продолжала журчать негромко и мелодично.

Воцарившуюся тишину нарушало также громкое и немелодичное пение, доносившееся из крайней избы слева.

С неожиданным щелчком и жужжанием раскрылся люк звездолета, развернулся в трап и лег на землю. Еще минуту или две не происходило ничего; тишину по-прежнему нарушало лишь громкое пение из крайней избы слева, а звездолет просто стоял и стоял себе неподвижно.

Кое-кто из селян – в основном сорванцы-мальчишки – начали подбираться поближе, вытягивая шеи. Старик Ухомор замахал на них руками и зашипел. Случилось как раз то, чего он терпеть не мог. Произошло нечто непредсказанное, нечто, на что он даже не намекал; и хотя впоследствии все удастся вставить в связную повесть с простой и доходчивой моралью, задачка представлялась ему нелегкой.

Старик Ухомор вышел вперед, отвесив паре мальчишек по подзатыльнику, и воздел к небу обе руки и свой древний суковатый посох. Пологие лучи вечернего солнца картинно озарили его. Он приготовился поприветствовать любых богов так, как будто давно уже их тут дожидался.

Но ничего не происходило.

Становилось очевидно, что внутри корабля никак не могут решить, что делать дальше. Время шло; у старика Ухомора начали затекать руки.

Внезапно трап сложился и поднялся обратно. Что ж, тем проще. Это демоны, и Ухомор изгнал их с позором. А не предсказывал он их прилета, во-первых, из скромности, а во-вторых, из нежелания смутить малых сих.

Почти тотчас же люк открылся с другой стороны звездолета, и по трапу спустились двое, не переставая спорить друг с другом и не обращая никакого внимания на собравшихся, а особенно на Ухомора, которого они вообще, скорее всего, не могли видеть оттуда.

Старик Ухомор сердито закусил бороду. Ну, и что теперь? Стоять и дальше с воздетыми к небу руками? Пасть на колени, простираясь в сторону пришельцев и указуя на них посохом? Может быть, пасть навзничь и покататься по земле, как человек, охваченный свирепой внутренней борьбой? Или вообще уйти в лес, залезть на дерево и год жить на нем, ни с кем не разговаривая?

Пока что он решился лишь опустить руки с победным видом, словно добился своего. Руки так болели, что другого выбора у него почти что не было. Совершив несложный тайный только что изобретенный им магический пасс в сторону трапа, который вскоре закрылся, Ухомор отошел на несколько шагов назад, чтобы по крайности посмотреть на прилетевших и придумать, что делать дальше.

Пришелец повыше оказался чрезвычайно симпатичной женщиной в мягких шуршащих одеждах. Старик Ухомор не мог этого знать, но одежда эта была из римплона™ – новой синтетической ткани, великолепно подходящей для космических путешествий, потому что наилучшим образом она выглядит тогда, когда она помята и засалена.

Пришелец пониже был девочка-подросток, неуклюжая и мрачная. Ее одежда, помятая и засаленная, выглядела наихудшим образом, но еще хуже было то, что она почти наверняка об этом прекрасно знала.

Все глаза следили за этой парой, кроме глаз кирюкиц, которые были заняты своим.

Женщина остановилась и огляделась по сторонам. Вид у нее был деловой. Ей явно было нужно что-то конкретное, но она не знала, где его искать. Она обвела внимательным взглядом лица всех селян, повернувшиеся к ней, но, судя по всему, не нашла то, что искала.

Ухомор никак не мог сообразить, как ему разрулить ситуацию, и решил прибегнуть к заклинаниям. Он запрокинул голову и уже набрал в грудь воздуха, как вдруг его прервал новый куплет, раздавшийся из избы Бутербродаря – крайней слева. Женщина немедленно обернулась на пение и улыбка озарила ее лицо. Не удостоив Ухомора даже взглядом, она зашагала к избе.

Ремесло изготовления бутербродов имеет свои тайны, овладение которыми граничит с искусством и дается лишь тем немногим, кто найдет время, чтобы исследовать их всерьез. Дело, казалось бы, нехитрое, но сколько же в нем тонкостей и возможностей! Для начала – выбор правильного хлеба. Бутербродарь не один месяц потратил, ежедневно совещаясь с Грапаком-пекарем, и после множества экспериментов они вдвоем выработали рецепт ковриги, достаточно плотной, чтобы нарезать ее тонкими аккуратными ломтями, и в то же время воздушной, душистой и с тем замечательным ореховым привкусом, который лучше всего подчеркивает аромат копченого окорока Совершенно Нормальной Зверюги.

Геометрия ломтя имеет не меньшее значение: точно выверенные соотношения ширины и длины ломтя, а также его толщина, которая придает конечному продукту – готовому бутерброду – нужный объем и весомость. Здесь, как и много где еще, легкость не должна достигаться в ущерб прочности, щедрости, сочности и сытности, к которым должен стремиться всякий, кто берется за приготовление настоящего бутерброда.

Разумеется, ключевую важность имеет подбор правильного инструмента; и немало дней Бутербродарь прямо от печи Пекаря торопился в кузницу к Штырню-кузнецу, без конца пробуя и уравновешивая ножи, вынимая их из горнила и отправляя обратно. Гибкость, прочность, острота лезвия, длина и балансировка обсуждались здесь до хрипоты; выдвигались, проверялись на деле, отвергались и усовершенствовались теория за теорией; и не одна вечерняя заря заставала Бутербродаря и Кузнеца, размахивающих молотами и ножами, прикидывая и сравнивая один нож с другим, сопоставляя вес одного ножа против остроты другого, гибкость третьего с балансировкой ручки четвертого.

Всего-то и нужно было, что три ножа. Первый – хлебный: надежный, внушительный клинок, внятно и доходчиво диктующий ковриге свою волю. Затем – нож для масла, мягкий и податливый, но со своим характером. Предшественники его были, пожалуй, чересчур беспринципными, но сейчас сочетание гибкости и уверенности в себе было именно таким, какое нужно для максимально гладкого и ровного намаза и вымаза.

Главный же среди ножей, разумеется – мясной нож. Этот нож не просто диктует свою волю среде, через которую он проходит, как хлебный нож. Его задача – сотрудничать с ней. Сама фактура мяса должна направлять его, чтобы добиваться срезов самой изысканной прозрачности и содержательности, которые, маслянисто поблескивая, будут отслаиваться от окорока, прихотливо изгибаясь на доске. Тогда Бутербродарь изящным разворотом ладони отправит каждый пласт на восхитительной формы нижний ломоть-базис, обрежет его четырьмя медицински точными взмахами ножа; а затем свершится наконец колдовство, ради которого деревенская детвора давно уже висит на окнах и глядит молча глазенками, полными внимания и восторга. Четырьмя другими искуснейшими взмахами ножа Бутербродарь соберет обрезки на нижнем пласте мяса в узор, точнехонько совпадающий с ним по размерам. У каждого бутерброда обрезки выходят разного размера и формы, но Бутербродарь всякий раз легко и быстро собирал их в узор, красиво помещавшийся на нижнем пласте. Второй пласт мяса, второй слой обрезков – и акт творения в основном завершен.

Тогда Бутербродарь передаст свое произведение помощнику, который добавит несколько ломтиков многурца и бредиски, впрыснет внутрь глюквенного соуса, приладит верхний ломоть хлеба – надстройку – а затем разрежет бутерброд поперек четвертым ножом – ножом попроще. Не то, чтобы эти действия не требовали умения – но искусности в них требовалось меньше, и их мог выполнять преданный своему делу подмастерье, который когда-нибудь, когда Бутербродарь сложит свои ножи, примет их у него. Это была очень почетная должность, и подмастерью Бутербродаря, звали которого Бдыщ, завидовали решительно все парни на деревне. Многие селяне довольствовались ремеслом лесоруба; другие считали достойной участь водоноса; но стать бутербродарем – о такой доле можно было лишь мечтать.

И поэтому Бутербродарь всегда пел за работой.

Он заканчивал солонину весеннего забоя. Она уже была немного не та, что в лучшие свои дни, но Бутербродарь за всю свою жизнь не встречал мяса более ароматного и вкусного, чем окорок Совершенно Нормальной Зверюги. На следующей неделе ожидалась очередная откочевка Совершенно Нормальных Зверюг, и вся деревня будет охвачена промысловой лихорадкой. Будет забито шесть, а то и семь десятков голов из тех тысяч и тысяч, что с грохотом копыт пронесутся мимо. Затем туши нужно быстро освежевать, выпотрошить, и большую часть засолить на долгую зиму – до весны, когда обратная откочевка позволит пополнить запасы.

А самое лучшее мясо будет зажарено на месте для праздника в честь Осеннего Прогона. Трое суток напролет селяне будут объедаться, плясать и слушать былины старика Ухомора о том, как прошла охота – былины, которые он будет складывать, запершись в своей хижине, пока все его земляки будут собственно охотиться.

Но самое-самое лучшее мясо не пойдет на праздник, а будет закопчено холодным копчением и доставлено к Бутербродарю. На нем Бутербродарь испытает все свои таланты, с которыми боги прислали его сюда, и сотворит изумительные Бутерброды Всех Святых, которыми угостится вся деревня накануне начала подготовки к трудной и суровой зиме.

Сегодня же он готовил обыкновенные бутерброды, если только к этим произведениям искусства, созданным с такой любовью, вообще применимо слово "обыкновенные". Сегодня помощник прихворнул, так что Бутербродарю придется самому класть овощи и соус – но делать это ему как раз очень даже нравилось. Собственно, нравилось ему практически все.

Он резал и пел. Клал пласт за пластом на ломти хлеба, обрезал их и выкладывал обрезки в узор. Горстка салата, шмяк соуса, верхний ломоть – вот и еще бутерброд.

– В той дере-е-евне, где я рос... – громко пел Бутербродарь. – Жил конту-у-уженный матрос... Он все вре-е-емя говорил... Нужно стро-о-оить субмарин... Мы построим Желтый Субмарин, Желтый Субмарин, Желтый Субма...

– Здравствуй, Артур.

Бутербродарь едва не отхватил себе палец.

Жители деревни неодобрительно смотрели, как женщина решительно направляется к избе Бутербродаря. Бутербродарь был ниспослан к ним Всемогущим Гогом в колеснице огненной – по крайней мере, так говорил старик Ухомор, а старик Ухомор в этих вещах понимает. По крайней мере, так он сам говорит, а он – ну, и так далее. Спорить, что ли, с ним?

Некоторые интересовались, почему Всемогущий Гог решил послать своего единородного Бутербродаря в колеснице огненной, а не в такой, которая приземлилась бы тихо и мирно, не повалив половины леса, не напустив в другую половину мороков и привидений и не повредив так сильно самого Бутербродаря. На это Ухомор отвечал, что такова была неисповедимая Гожья воля, а когда его спрашивали, что значит неисповедимая, предлагал самим посмотреть в словаре. А это было непросто сделать, потому что единственный словарь хранил сам старик Ухомор, и не давал его никому, а на вопрос, почему, отвечал, что не их ума дело – выведывать волю Всемогущего Гога, а когда его спрашивали, почему, собственно, рявкал "Потому что я так сказал!" Впрочем, однажды кто-то забрался в хижину старика Ухомора, когда тот ходил на речку купаться, и нашел в словаре слово "неисповедимый". Оно означало "неизвестный, неописуемый, непроизносимый, не подлежащий познанию или же пересказу". Так что это как раз удалось прояснить.

Ну, и, в любом случае, теперь у них были бутерброды.

В один прекрасный день старик Ухомор заявил, что Всемогущий Гог открыл ему, что он, старик Ухомор, должен брать первый бутерброд из каждой партии. Селяне спросили его, когда это такое было, и Ухомор ответил, что накануне, когда их не было.

– Уверуйте, – воскликнул старик Ухомор, – или сгорите в пламени!

И ему разрешили брать первый бутерброд из каждой партии – это было всяко предпочтительнее.

А теперь неизвестно откуда на них свалилась эта женщина и отправилась прямо к избе Бутербродаря. Очевидно, вести о нем донеслись до гог знает каких отдаленных мест, хотя старик Ухомор говорит, что никаких других мест вовсе нету. И все-таки, откуда бы она ни взялась, с каких таких неисповедимых кудыкиных гор, она пошла прямо к Бутербродарю, и теперь она в его избе. Кто же она такая? И кто эта девчонка, что болтается возле крыльца, мрачно пиная бревна и всем своим видом показывая, как ей не хочется здесь быть? Что за интерес – прилететь с неисповедимых кудыкиных гор в колеснице, не идущей ни в какое сравнение с той огненной, что принесла самого Бутербродаря, и все это – против желания?

Все повернулись к Ухомору, но тот, нечленораздельно бормоча, стоял на коленях и глядел в зенит, стараясь не встречаться взглядом ни с кем, пока в голову к нему не придет какая-нибудь стоящая мысль.

– Триллиан! – воскликнул Бутербродарь, яростно насасывая пораненный палец. – Как? Откуда? Где? Когда?

– Именно эти вопросы я собиралась задать тебе, – ответила Триллиан, оглядывая артурово жилище. Стены были увешаны кухонной утварью и инструментами. Напротив окна стоял кондового вида буфет и висели полки. В углу располагалась также довольно кондовая кровать. Из горницы дверь вела в комнату, которой Триллиан не могла разглядеть – дверь была закрыта.

– Мило, – заметила Триллиан, но с некоторым вопросом в голосе. Она не была уверена, что правильно прочитала мизансцену.

– Очень мило, – согласился Артур. – Просто чудесно. Не помню, чтобы когда-нибудь мне удавалось так устроиться. Мне здесь хорошо. Все меня любят. Я делаю для всех бутерброды. И вообще... Да нет, собственно, именно так. Все меня любят, и я делаю для всех бутерброды.

– Звучит как...

– Как сказка, – подтвердил Артур. – Ну, да так оно и есть. Правда, правда. Тебе, я думаю, не очень понравилось бы, а мне просто в самый раз. Да ты садись, садись, в ногах правды нет. Хочешь чего-нибудь? Бутерброд, например?

Триллиан взяла со стола бутерброд и рассмотрела его. Потом осторожно понюхала.

– Попробуй, – предложил Артур. – Это вкусно.

Триллиан отщипнула крошку, потом откусила кусок и принялась задумчиво жевать.

– Вкусно, – отметила она, глядя на бутерброд в руке.

– Дело моей жизни, – сказал Артур с гордостью, стараясь в то же время не выглядеть полным идиотом. Он привык к некоторому уважению, и сейчас ему приходилось вылезать из накатанной колеи.

– А что это за мясо? – спросила Триллиан.

– Это? Это... ну, это Совершенно Нормальная Зверюга.

– Что-что это?

– Совершенно Нормальная Зверюга. Что-то вроде коровы... точнее, быка. То есть, на самом деле это такой бизон. Крупная, знатная тварь.

– А что у нее не так?

– Да ничего. Она совершенно нормальная.

– Понятно.

– Ну, разве что то, откуда они берутся.

Тришия нахмурилась и перестала жевать.

– И откуда они берутся? – спросила она с набитым ртом. Она не собиралась глотать, пока не узнает.

– А еще то, куда они деваются. Да ты ешь, ешь, это нисколько не вредно. Я этого мяса не одну тонну съел. Отличное мясо. Сочное, нежное. Сладковатый оттенок и долгое темное послевкусие.

Триллиан не глотала.

– Откуда они берутся, – повторила она, – и куда деваются?

– Они берутся из одного места чуть к востоку от Хондовых гор. Вон в той стороне, здоровый такой кряж – вы его, должно быть, видели на подлете сюда. Потом они тысячными стадами пересекают Прихондовую степь и... да, собственно, и все. Вот откуда они берутся и вот куда деваются.

Триллиан продолжала хмуриться. Чего-то она тут не улавливала.

– Наверно, я недостаточно внятно объяснил, – добавил Артур. – Когда я говорю, что они берутся из одного места чуть к востоку от Хондовых гор, я имею в виду, что именно оттуда они вдруг появляются – из одного места. Потом они скачут по Прихондовой степи и – ну, исчезают. У нас есть примерно шесть дней на то, чтобы забить столько, сколько получится, прежде, чем они исчезнут. Весной они возвращаются – проделывают то же самое, только в обратную сторону. Вот таким вот образом.

Триллиан нерешительно проглотила мясо. Не выплевывать же его. Вкус у мяса был действительно превосходный.

– Понятно, – сказала она, убедив себя, что никаких побочных действий от бутерброда она вроде бы не испытывает. – А почему же их называют Совершенно Нормальными Зверюгами?

– А... Наверно, иначе люди бы думали, что они какие-нибудь не такие. Думаю, это старик Ухомор их так назвал. Он говорит, они берутся, откуда надо, и деваются, куда надо, и что такова воля Гожья, и всё тут.

– А кто...

– Лучше не спрашивай.

– Но ты выглядишь неплохо.

– Да, у меня все неплохо. Ты тоже, надо сказать, хорошо выглядишь.

– У меня все хорошо. Просто прекрасно.

– Ну, так это хорошо.

– Ага.

– Это здорово.

– Очень.

– Как славно, что ты меня навестила.

– Да я сама очень рада.

– И я тоже.

Артур поглядел по сторонам. Как все-таки трудно разговаривать с тем, кого не видел столько времени.

– Тебе, должно быть, интересно, как я тебя нашла? – спросила Триллиан.

– Да, конечно! – воскликнул Артур. – Я как раз хотел спросить. Как же ты меня нашла?

– Ну, как ты, может быть, знаешь – а может быть, и нет – я теперь работаю в одной из крупнейших суб-Ф-рных сетей в агентстве новостей, и...

– Да, я знаю, – вдруг вспомнил Артур. – Отличная работа. У тебя очень хорошо получается. Это, наверно, так интересно!

– Очень утомительно.

– Ну, да, наверно. Разъезды, нервы...

– У нас есть доступ к практически любой информации. Я нашла твое имя в списках пассажиров того упавшего корабля.

Артур онемел:

– То есть, ты хочешь сказать, они знают, что корабль потерпел аварию?

– Конечно, знают. Огромный космолайнер – не иголка, его так просто потерять нельзя.

– Нет, погоди, так они знают, где это случилось? Они знают, что я жив?

– Знают.

– Но я не видел ни спасателей, ни поисковиков – никого не видел!

– Потому что их и не было. Там все оказалось очень сложно – в деле замешаны страховки... В общем, оказалось дешевле просто забыть о корабле. Сделать вид, что никакого корабля и не было. Страховой бизнес в наше время – это что-то невероятное. Ты знаешь, что для директоров страховых компаний снова ввели смертную казнь?

– Нет, я не знал. А за что? – спросил Артур.

– За это самое, – вздохнув, ответила Тришия.

– Надо же.

Триллиан посмотрела на Артура долгим внимательным взглядом, а потом, уже другим голосом, вдруг сказала:

– Артур! Я считаю, что пришла пора тебе разделить ответственность.

Артур попытался понять, что означают эти слова. Он давно знал, что иногда у него занимает секунду-другую понять, что имеет в виду его собеседник, поэтому он счел за лучшее просто пропустить секунду-другую. Жизнь в последнее время стала такой спокойной и приятной, что всегда находилось время дать вещам отстояться. И он позволил словам Триллиан отстояться.

Но он так и не смог понять, что она имеет в виду, о чем ему и пришлось в конце концов ей сказать.

Триллиан улыбнулась тонкой холодной улыбкой и подошла к входной двери.

– Рандом! – позвала она. – Иди, познакомься с отцом.