Артуту повезло, что вдоль аллеи дул теплый восходящий поток воздуха, потому что Артур давно уже не занимался этим делом, во всяком случае, целенаправленно – а именно целенаправленно-то этим делом как раз и нельзя заниматься.
Он круто спикировал вниз, едва не сломал себе челюсть о нижнюю ступеньку и взмыл в небо, будучи настолько ошарашен тем, как глупо он только что поступил, что совершенно забыл грянуться со всего размаха оземь – чего и не сделал.
Шикарный номер, подумал Артур про себя, если выполнять его умеючи.
Земля угрожающе нависла над его головой.
Артур старался не думать о земле – о том, какая она невероятно большая, и как больно она ударит его, если ей вдруг вздумается не висеть больше над его головой, а рухнуть на нее всей тяжестью. Вместо этого он стал думать приятные мысли про лемуров – что было удачной находкой, потому что он никак не мог вспомнить, кто же такие эти лемуры; то ли они бродят величественными гигантскими стадами по девственным равнинам, то ли это такие чудища в диких чащах; в общем, не очень-то просто было думать о них приятные мысли, не сваливаясь при этом в сентиментальное либеральское благодушничанье по отношению ко всему сущему; и все это успешно занимало его ум в то время, как его тело пыталось освоиться с тем фактом, что оно ни на что не опирается.
Вдоль по аллее порхнула обертка от "марса". Поколебавшись какое-то время, она позволила ветру остановить ее, трепещущую и колеблющуюся, между Артуром и землей.
– Артур!
Земля продолжала угрожающе нависать над его головой, и он решил, что пора, пожалуй, что-нибудь по этому поводу предпринять – например, упасть с нее. Так он и поступил. Медленно. Очень-очень медленно.
Медленно, очень-очень медленно падая с земли, Артур закрыл глаза – осторожно, чтобы ничего не спугнуть.
Ощущение закрывающихся глаз пробежало по всему его телу. Когда оно добралось до пяток, и все тело Артура удостоверилось, что глаза его закрыты, и не впало в панику по этому поводу, Артур медленно, очень-очень медленно развернул свое тело в одну сторону, а сознание – в другую. Чтобы прояснить свое положение.
Он ощущал кожей воздух, окружающий его, и ветерок, беззаботно проносящийся мимо, вовсе не обращая на него внимания. Тогда он медленно, очень-очень медленно, словно пробуждаясь от глубокого сна, открыл глаза.
Разумеется, Артур летал прежде – на Крикките, без счету раз, пока птичья болтовня не наскучила ему до икоты, но тут было совсем другое дело.
Тут он был на своей родной планете – и он легко, спокойно, без малейшего трепета, для которого нашлась бы тысяча и одна причина, парил над ней.
В трех-четырех метрах под ним находился твердый асфальт, а метрах в пяти справа – желтые фонари Аппер-стрит. К счастью, в самой аллее было темно: освещение, установленное на ней, работало по хитрому расписанию, согласно которому оно включалось во втором часу пополудни и гасло, как только надвигались сумерки. Поэтому завеса густой ночной тьмы скрывала Артура от посторонних глаз.
Артур медленно, очень-очень медленно повернулся к Фенчерч, стоявшей в немом изумлении, не дыша, темной тенью в проеме своей входной двери второго этажа.
Его лицо оказалось в нескольких сантиметрах от ее лица.
– Я как раз хотела спросить тебя, что ты делаешь, – сказала она тихо не своим голосом. – А потом поняла, что я же вижу, что ты делаешь. Ты летаешь. Так что, – добавила она, неуверенно помолчав, – выходит, это несколько дурацкий вопрос.
– А ты можешь так? – спросил Артур.
– Нет.
– Хочешь попробовать?
Фенчерч закусила губу и покачала головой, не столько отрицательно, сколько просто недоуменно. Она дрожала, как осиновый лист.
– Это совсем не сложно, – уговаривал Артур, – если не знать, как. В этом вся штука. Надо очень хорошо не знать, как ты это делаешь.
Демонстрируя, насколько это несложно, Артур прошелся на бреющем вдоль аллеи, заложил внушительную свечку и спланировал обратно к ней, как подхваченная ветром пятифунтовая банкнота.
– Спроси, как я это делаю.
– Как... как ты это делаешь?
– Понятия не имею. Ни малейшего.
Фенчерч пожала плечами:
– И как же я тогда...
Артур приспустился чуть ниже и протянул руку.
– Попробуй только, – сказал он. – Встань мне на руку. Просто поставь ногу.
– Да как же...
– Ну! Попробуй!
Опасливо, нерешительно, словно, подумала она, пытаясь опереться на руку человека, парящего безо всякой опоры в воздухе, Фенчерч поставила ногу в ладонь Артура.
– Теперь другую ногу.
– Но как?
– Перенеси вес на эту ногу.
– Я не могу!
– Попробуй.
– Вот так?
– Ну, как-нибудь так.
Опасливо, нерешительно, словно, подумала она – и перестала думать о том, на что похоже то, что она делает, потому что ей вдруг стало ясно, что она нисколько не желает этого знать.
Фенчерч, не отрываясь, смотрела на прогиб в крыше заброшенного склада напротив; этот склад занимал ее уже не первую неделю, потому что крыша его совершенно очевидно собиралась провалиться, и Фенчерч не раз задумывалась, собирается ли кто-нибудь что-нибудь с этим сделать, и не следует ли ей сказать об этом что-нибудь кому-нибудь, и на мгновение забыла о том, что она стоит на руках у человека, который не стоит ни на чем вообще.
– Теперь, – скомандовал Артур, – переноси вес с левой ноги.
Фенчерч вспомнила, что склад принадлежит фирме, торгующей коврами, чья контора находится тут же за углом, перенесла вес с левой ноги и решила, что надо бы зайти к ним насчет этого прогиба в крыше...
– А теперь, – сказал Артур, – перенеси вес с правой ноги.
– Но это же невозможно!
– Попробуй.
Она никогда прежде не смотрела на этот прогиб под таким углом, а сейчас ей показалось, что там, кажется, не только грязь и голубиное гуано, но, похоже, и птичье гнездо. Если чуть-чуть наклониться вперед и перенести вес с правой ноги, то, наверно, можно будет разглядеть как следует...
В этот момент Артур с ужасом заметил, как внизу на улице кто-то пытается угнать ее велосипед. Артур совершенно не желал сейчас вступать в какие-либо прения и только надеялся, что незнакомец сделает это быстро и не вздумает посмотреть наверх.
У незнакомца был неприметный жуликоватый вид человека, привыкшего воровать велосипеды по темным аллеям и не подозревать, что их владельцы при этом парят в нескольких метрах над ним. Обе эти привычки служили ему большим подспорьем в его занятии, и он делал свое дело старательно и сосредоточенно; а обнаружив, что велосипед неоспоримо пристегнут цепью из карбида вольфрама к железной шпале, втопленной в бетон, он умиротворенно погнул ему оба колеса и ушел восвояси.
Артур облегченно перевел дух.
– Смотри, какую я скорлупку нашла! – прошептала Фенчерч прямо в его ухо.