XVIII

Летний день в Излингтоне, наполненный тоскливым тонким воем полировальной машины.

Фенчерч была непоправимо занята весь вечер, и Артур блаженно бродил, разглядывая витрины всевозможных лавочек, делающих Излингтон исключительно полезным и удобным для жизни районом, что охотно подтвердит каждый, кому по роду занятий постоянно требуются старинные инструменты для резьбы по дереву, пробковые шлемы с Бурской войны, бредень, офисная мебель или свежая рыба.

Солнце усердно светило на висячие садики. Оно светило архитекторам и сантехникам. Оно светило адвокатам и взломщикам. Оно светило на пиццы, выставленные в витрине. Оно светило на особые предложения агентств по недвижимости.

Оно ярко осветило Артура, зашедшего в мастерскую по ремонту мебели.

– Это очень интересное здание! – говорил владелец. – Из этого подвала тайный подземный ход ведет в ближайшую пивную. По всей видимости, его построили для принц-регента, чтобы он мог скрыться с глаз при необходимости.

– В смысле, если кто-то застукает его за покупкой отреставрированного дивана? – спросил Артур.

– Да нет! – ответил владелец. – Вовсе не за этим.

– Прошу меня извинить, – сказал Артур. – Я просто ужасно счастлив.

– Оно и видно.

Артур рассеянно вышел и оказался напротив офиса Гринписа. Тут ему вспомнилось содержимое папки с надписью «Что делать – Срочно!», которую он за все это время даже не открыл. Артур вошел, улыбаясь, и сообщил, что хочет внести свой вклад в дело освобождения дельфинов.

– Очень смешно, – сказали ему. – Вали отсюдова.

Артур ожидал не совсем такого ответа и попробовал еще раз. На этот раз на него по-настоящему рассердились, но он все равно оставил деньги и вышел на солнечный свет.

В шесть с минутами он вернулся к дому Фенчерч на боковой улице, сжимая в руке бутылку шампанского.

– Подержи-ка, – сказала она, сунула ему в руку довольно толстую веревку и исчезла за большой белой дверью, на которой болтался солидный висячий замок.

Ее дом на светлой застроенной мастерскими аллее за пустующим излингтонским Королевским Залом Достижений Сельского Хозяйства, был перестроен из конюшни. Наряду с широкими воротами для коней, в него вела и обычная на вид дверь, обшитая красиво залакированными деревянными панелями, с черным дельфином вместо ручки. Странным в этой двери было только крыльцо – трехметровой высоты, поскольку дверь вела в верхний этаж и изначально предназначалась, по всей видимости, чтобы задавать сена каким-нибудь очень голодным лошадям.

Из кирпичей над дверью торчал старый ржавый шкив, и веревка, которую держал Артур, была пропущена через него. К другому концу веревки была привязана виолончель.

Дверь над головой Артура открылась.

– Отлично, – крикнула Фенчерч. – Теперь выбирай веревку и поднимай виолончель. Подыми ее ко мне.

Артур выбрал веревку и поднял виолончель на руках.

– Больше не могу выбирать, – сказал он. – Виолончель упадет.

Фенчерч перегнулась через перила крыльца.

– Я подниму виолончель, – сказала она. – А ты выбирай веревку.

Виолончель поднялась вровень с крыльцом, слегка покачиваясь, и Фенчерч втащила ее в дом.

– Заходи и сам, – позвала она.

Артур поднял с земли свои пакеты и вошел через дверь конюшни, отчего-то ежась.

Нижнее помещение, в которое Артур уже однажды заглядывал, было весьма неуютным и захламленным. Там стояла большая старая чугунная гладильня; в углу было свалено внушительное количество старых кухонных раковин. Там же Артур с тенью тревоги заметил коляску, но она была очень старая и доверху заполнена книгами.

Цементный пол помещения восхитительно растрескался от времени. Вот в какое состояние впал Артур, ступив на шаткую деревянную лестницу в дальнем углу – даже растрескавшийся цементный пол показался ему невыносимо чувственным.

– Мой приятель-архитектор все рассказывает мне, какие чудеса он мог бы сделать с этим домом, – говорила Фенчерч, когда голова Артура поравнялась с полом. – Он каждый раз приходит, стоит восхищенно, бормочет про пространство, объекты, события и удивительные свойства света, потом спрашивает, где его карандаш, и исчезает на пару месяцев. Поэтому ничего чудесного с домом пока не случилось.

Артуру же, когда он огляделся, верхняя комната показалась уже вполне чудесной. Она была обставлена просто, неприхотливо, мебель в основном составляли подушки всех размеров и стереосистема с колонками, которые впечатлили бы тех неизвестных работяг, что выстроили Стоунхендж.

Еще в комнате стояли бледные цветы и висели занятные картинки.

Под крышей находилось что-то вроде мансарды, где помещались кровать и ванна, в которой, по словам Фенчерч, можно было выкупать кошку.

– Только, – добавила она, – это должна быть очень терпеливая кошка. И все равно она набьет себе пару-тройку шишек. В общем, добро пожаловать.

– Ага...

На секунду они встретились взглядами.

Секунда тянулась, затянулась и вдруг стала очень длинной, такой длинной, что непонятно стало, откуда вообще берется в мире еще какое-то время.

Для Артура, который обыкновенно чувствовал себя неловко, оставаясь надолго наедине даже с монстерой4, эта секунда стала моментом истины. Он вдруг почувствовал себя, как рожденное в тесном маленьком зоопарке животное, которое просыпается однажды утром и видит, что открытая дверь клетки, поскрипывая, крутится на ветру, а за ней к восходящему над горизонтом солнцу простирается пробуждающаяся саванна, сиреневая и розовая, полная незнакомых звуков.

Что же это за звуки, думал Артур, глядя в широко раскрытые смеющиеся глаза, полные тем же самым удивлением.

Он и не подозревал прежде, что жизнь говорит с человеком, что она разговаривает с ним голосом, который дает ответы на все вопросы, которые тот ему непрестанно задает; он никогда не слышал этого голоса и не узнавал его, пока голос этот не сказал ему что-то, чего никогда не говорил раньше; он сказал ему – «да».

Наконец Фенчерч отвела глаза, чуть встряхнув головой.

– Ну, да, – сказала она. – Мне следовало бы помнить, – добавила она, – что ты из тех людей, которые не могут подержать в руках пару минут простой клочок бумаги, чтобы не выиграть в лотерею.

Она отвернулась.

– Пошли пройдемся, – предложила она. – В Гайд-парк. Я только переоденусь во что-нибудь понеприличнее.

На ней было довольно строгое темное платье, не очень-то красивое, и оно действительно ей не шло.

– Это я надеваю персонально для учителя музыки, – пояснила она. – Он славный парень, но иногда мне кажется, что работа смычком его чересчур возбуждает. Я спущусь через минуту.

Она взлетела по лестнице в мансарду и крикнула оттуда:

– Поставь бутылку в холодильник – на потом.

Вставляя бутыль с шампанским в дверцу холодильника, Артур увидел, что там ее поджидает ее близнец.

Артур подошел к окну и выглянул из него. Затем отвернулся и принялся изучать ее пластинки. Сверху послышался шорох падающего на пол платья. Ну что ты за человек! – сказал себе Артур. И добавил себе очень строго, что, по крайней мере, сейчас он будет очень внимательно и пристально изучать пластинки. Прочитает все названия, понимающе кивая. Пересчитает эти чертовы пластинки, если будет нужно. Но не будет смотреть наверх.

И ничего, ровным счетом ничего из этого у него не получилось.

Она смотрела на него сверху вниз так пристально, что он с трудом осознал, что смотрит снизу вверх на нее. Затем она тряхнула головой, набросила на себя халатик и исчезла в ванной.

Оттуда она вышла через минуту, улыбаясь, поправила широкополую пляжную шляпу и с необычайной легкостью стала спускаться по лестнице. Движения ее были сродни какому-то странному танцу. Она увидела, что он заметил это, и склонила головку набок:

– Нравится? – спросила она.

– Ты выглядишь чудесно, – прямо сказал Артур, потому что так оно и было.

– Хм-м... – протянула она, как будто он не ответил на ее вопрос.

Она закрыла входную дверь второго этажа, которая все это время стояла открытой, и оглядела комнату, проверяя, можно ли на какое-то время оставить в ней все, как есть. Артур смотрел туда же, куда и она, и, пока он глядел в другую сторону, она вынула что-то из шкафчика и сунула в холщовую сумку на боку.

Артур повернулся к ней.

– Готова?

– А ты знаешь, – спросила она с несколько смущенной улыбкой, – что у меня не все в порядке?

Ее прямота застала Артура врасплох.

– Ну-у, – протянул он, – я слышал какие-то намеки...

– Я просто подумала – что ты обо мне знаешь? – сказала она. – Если ты слышал это оттуда, откуда я думаю, то это не то. Рассел выдумывает всякую чушь, потому что не знает, что делать с тем, что есть на самом деле.

Болезненная тревога пронзила Артура.

– А что есть на самом деле? – спросил он. – Ты мне скажешь?

– Да ты не волнуйся, – успокоила она. – Ничего страшного. Просто необычное. Очень-очень необычное.

Она коснулась его руки, а потом вытянулась и стремительно поцеловала его.

– Мне бы очень хотелось посмотреть, – сказала она, – догадаешься ли ты, что это такое, за сегодняшний вечер.

Артуру показалось, что если бы кто-нибудь дал ему сейчас щелчка, то он зазвенел бы тем глубоким звучным звоном, которым звенел его серебристый аквариум, когда он щелкал по нему ногтем.