– Апрельские дожди я особенно ненавижу.
Несмотря на все безучастные артуровы хмыканья, мужчина был полон решимости поговорить с ним. Артур прикинул было, не пересесть ли за другой столик, но во всей забегаловке свободного столика не нашлось. Артур принялся яростно помешивать свой кофе.
– Чертовы апрельские дожди. Ненавижу. Ненавижу.
Насупившись, Артур отвернулся к окну. Легкая пронизанная солнцем дождевая взвесь стояла над трассой. Прошло два месяца с тех пор, как он вернулся. Встроиться обратно в старую жизнь оказалось до смешного легко. Память у людей удивительно короткая, и сам Артур – не исключение. Восемь лет безумных скитаний по Галактике казались ему теперь не столько даже дурным сном, сколько фильмом, который он записал на видео с телевизора, спрятал на заднем ряду нижней полки шкафа и не доставал пересмотреть.
Лишь один эффект сохранялся до сих пор – радость возвращения. Теперь, когда небо Земли сомкнулось над ним навсегда, как он – ошибочно – считал, все под этим небом необычайно радовало его. Глядя на серебристые искорки дождевых капель, Артур вдруг почувствовал, что не сможет промолчать.
– А мне вот нравится, – заявил он. – Да и не может не нравиться. Они легкие и освежают. Они сверкают, и от них на душе хорошо.
Мужчина презрительно фыркнул.
– Вот-вот, так все и говорят, – сказал он из своего угла.
Мужчина был дальнобойщиком. Это Артур знал, потому что в первых же своих словах, ни с того, ни с сего, он сказал:
“Я водитель. Дальнобойщик. Ненавижу ездить в дождь. Смешно, правда? Обхохочешься.”
Если в словах его и таился какой-то намек на продолжение, Артур не смог его понять и лишь хмыкнул, вежливо, но не приглашающе.
Мужчину это не остановило тогда, как не останавливало и сейчас.
– Все так говорят про эти чертовы апрельские дожди, – продолжал он. – Какая красота. Какая, мать ее, свежесть. Какая чудесная, етить ее в корень, погода. Эти, понимаешь, радуги и тучи.
Он наклонился к столу, вытянув голову так, словно собирался пройтись насчет правительства.
– А я так вам скажу, – сказал он, – Если это такая чудесная погода – она что, была бы не такой чудесной без этого чертова дождя?
Артур сдался. Он плюнул на свой кофе, слишком горячий, чтобы выпить его залпом, и слишком мерзостный, чтобы пить его холодным.
– Ну, мне пора, – сказал он и поднялся. – Всего хорошего.
Артур зашел в магазинчик при заправке, а потом пошел к машине, демонстративно наслаждаясь легкими касаниями дождинок по лицу. Он даже заметил над Девонскими холмами бледную радугу и не преминул насладиться ею тоже.
Артур забрался в свой потрепанный, но любимый старый черный “Гольф GTi”, скрипнул шинами и выкатился мимо крышек цистерн по скользкому выезду обратно на трассу.
Он ошибался, считая, что небо Земли наконец-то навсегда сомкнулось над его головой.
Он ошибался, считая, что можно вырваться из паутины неопределенностей, в которую его глубоко запутали его галактические путешествия.
Он ошибался, считая, что может теперь забыть о том, что большая, твердая, жирная, грязная, увешанная радугами Земля, на которой он живет – лишь микроскопическая точка на поверхности микроскопической точки в невообразимой бесконечности Вселенной.
И он ехал себе по дороге, ошибаясь насчет всего этого.
А то, из-за чего он во всем этом ошибался, стояло на обочине скользкого шоссе под маленьким зонтиком.
Артур раскрыл рот. Он больно ударился коленкой о педаль тормоза и развернулся так круто, что едва не перевернул машину.
– Фенни! – крикнул он.
Едва не сбив ее своей машиной, Артур перегнулся через левое кресло и распахнул перед ней дверцу. Дверца стукнула ее по руке и выбила зонтик, который, кувыркаясь, полетел на дорогу.
– Шит! – воскликнул Артур со всей любезностью, на какую был способен, выскочил из правой двери, едва не попав под "Всепогодные перевозки Маккенны", и с ужасом увидел, как вместо него самого фургон проехался по зонтику Фенни. Затем фургон исчез за поворотом шоссе.
Зонтик, похожий на раздавленного паука-сенокосца, агонизировал на асфальте: набегающий ветерок заставлял его слабо шевелиться. Артур поднял его из лужи.
– Э-э-э... – промямлил он. Пожалуй, торжественно возвращать его хозяйке теперь не стоило.
– Откуда вы знаете мое имя? – спросила она.
– Нехорошо как-то получилось... – сконфузился Артур. – Я куплю вам новый...
Он поднял на нее глаза и иссяк.
Высокая девушка с черными волосами, волнами обрамляющими бледное и серьезное лицо. Одиноко стоя на обочине, она выглядела почти грустной, словно мраморная аллегория какой-то важной, но непопулярной добродетели в каком-нибудь парке. Казалось, она смотрит не на то, на что она, казалось, смотрит, а на что-то совсем другое.
Но когда она улыбнулась, показалось, будто она только что вернулась откуда-то. Черты ее лица наполнились живым теплом, а тело невозможно грациозным движением. Это сильно обескураживало, и Артур был обескуражен наголову.
Она улыбнулась еще шире, забросила свою сумку на заднее сиденье, а сама юркнула на переднее.
– Да бог с ним, с зонтиком, – сказала она, когда Артур влез за руль. – Это был зонтик моего брата, и он не любил его, иначе он бы мне его не отдал. – Она рассмеялась и пристегнулась ремнем. – Вы ведь случайно не из друзей моего братца?
– Нет-нет!
Только голос ее не сказал в ответ: “Вот славно!”
Ее физическое присутствие в машине – в его машине! – было для Артура невероятно. Когда машина медленно покатилась дальше, он почувствовал, что не может ни думать, ни дышать, и он только надеялся, что ни одна из этих функций не является необходимой для вождения машины, а иначе они в беде.
Выходит, его ощущения в той машине, в машине ее брата в ту ночь, когда он в полуобморочном состоянии вернулся из своих кошмарных звездных одиссей, не были вызваны лишь тогдашней неуравновешенностью его психики – или же, если это так, то сейчас он был неуравновешен по меньшей мере вдвое сильнее, и вдвое скорее готов был полететь вверх тормашками с того, на чем удерживают свое душевное равновесие солидные и уравновешенные люди.
– В общем... – произнес он, надеясь, что это станет замечательным зачином беседы.
– Он должен был подобрать меня – мой братец – только он позвонил и сказал, что у него не складывается. Я спросила насчет автобуса, но он вместо расписания стал зачитывать мне календарь, и я решила поехать автостопом. Вот, в общем.
– В общем...
– В общем, поэтому я здесь. И мне очень хотелось бы узнать, откуда вам известно мое имя.
– Может быть, сначала стоит решить, – спросил Артур, оборачиваясь через плечо и встраиваясь в движение, – куда мы едем?
Куда-нибудь совсем рядом, надеялся он, или куда-нибудь далеко-далеко. Если рядом, то, значит, она живет по соседству; а если далеко, то он повезет ее туда.
– Давайте, наверно, в Тоунтон, – попросила она. – Пожалуйста, если вас не затруднит. Это не далеко. Добросьте меня до...
– Вы живете в Тоунтоне? – переспросил Артур, надеясь, что в голосе его прозвучало исключительно вежливое любопытство, а не восторг. Тоунтон – это же рукой подать! Он мог бы...
– Нет, в Лондоне. – ответила она. – Где-то через час там проходит поезд.
Хуже и придумать было нельзя. До Тоунтона – несколько минут езды. Что же делать, лихорадочно думал Артур, и посреди раздумий с ужасом услышал свои собственные слова:
– Так я могу вас добросить до Лондона. Давайте, я отвезу вас в Лондон?
Кретин несчастный. Так по-дурацки брякнуть это глупое “давайте”. Артур вел себя, как школьник.
– А вы едете в Лондон? – спросила она.
– Ну, в общем, нет, – ответил Артур, – но...
Кретин несчастный.
– Большое вам спасибо, – сказала она, – но, на самом деле, не надо. Я люблю поезда.
И с этими словами она исчезла. Точнее, та часть ее, которая оживляла ее, куда-то исчезла. Она отрешенно уставилась в окно, что-то мурлыча себе под нос.
Артур не верил своим глазам.
Полуминутный разговор – и он уже успел все испортить.
Нормальные люди, твердил он себе – вопреки всему историческому опыту поведения нормальных людей – так себя не ведут.
“Тоунтон – 5 миль”, – промелькнул указатель.
Артур так стиснул руками руль, что машину слегка занесло. Он должен что-то сделать – и он это сделает.
– Фенни! – сказал он.
Очнувшись, девушка повернулась к нему:
– Да! Вы так и не сказали мне, откуда...
– Послушайте, – попросил Артур. – Я расскажу вам. Хотя это довольно странная история. Очень странная.
Она не сводила с него глаз, но ничего не говорила.
– Послушайте!
– Это вы уже говорили.
– Да, правда? Может быть. Мне нужно поговорить с вами кое-о-чем, и кое-что вам рассказать. Историю, которая... – Здесь Артур запнулся. Ему хотелось бы продолжить чем-нибудь вроде «которой каждый звук разъял б твои заплетшиеся кудри и каждый волос водрузил стоймя, как иглы на взъяренном дикобразе»2, но он боялся, что не выдержит стиль; да и намек на ежиков ему не понравился. – ... Которая не на пять минут, – закончил Артур, как ему показалось, куда как коряво.
– Ну?
– Представьте себе, – начал Артур. – Просто представьте себе... – что сказать дальше, он совершенно не знал, и поэтому решил просто расслабиться и слушать, – что в каком-то смысле, в каком-то особом плане вы очень важны для меня. И что – хотя вы этого и не знали – я тоже в каком-то смысле очень важен для вас, но из этого ничего не получилось, потому что у нас было всего пять минут, а я оказался таким идиотом, что не смог сказать что-то очень-очень важное человеку, которого встретил впервые в жизни, и в то же время не врезаться в какой-нибудь грузовик; то как по-вашему... – Артур беспомощно умолк и повернулся к ней, – что... что мне делать?
– Смотри на дорогу! – взвизгнула она.
– А, черт!
Еще немного, и Артур оказался бы посреди сотни итальянских стиральных машин, загруженных в немецкую шаланду.
– По-моему, – сказала она с коротким вздохом облегчения, – вы должны угостить меня коктейлем перед поездом.