– Один час. Тридцать две минуты.
Пи-ип. Пи-ип. Пи-ип.
Форд Префект подавил злорадный смешок, потом понял, что никаких причин подавлять его нет, и громко рассмеялся злорадным смехом.
Он подсоединил выход суб-Ф-ирного приемника ко входу корабельной трансляции, и отчетливый, несколько механический женский голос с замечательной чистотой звука произнес на всю рубку:
– Один час. Тридцать две минуты.
Форд прибавил громкости – самую малость – не сводя глаз с быстро скачущих цифр на дисплее корабельного компьютера. Для запланированного им срока экономия энергии делалась серьезной проблемой. Форд не хотел брать на душу грех убийства.
– Один час. Тридцать три минуты.
Форд прошелся по короткой палубе звездолетика.
– Один час.
Форд сунул голову в маленькую, незатейливую, поблескивающую хромированной сталью ванную комнату.
– Тридцать три...
Здесь звук тоже был отменный.
Форд заглянул в тесный кубрик.
– Один час. Тридцать три минуты.
Здесь голос звучал несколько приглушенно: на одном из динамиков висело полотенце. Форд снял его.
Отлично.
Форд проверил звук в забитом до отказа трюме, и звук ему не понравился. В трюме лежало слишком много металлического хлама. Форд вышел и подождал, пока закроется люк. Затем он сорвал печать, вскрыл аварийный блок и нажал на кнопку. Как это он сразу не додумался. Послышалось шипение, свист, грохот, и тотчас же все стихло. Через некоторое время снова послышалось шипение.
Потом и оно прекратилось.
Форд подождал, пока загорится зеленый огонек, и снова открыл люк в трюм, теперь совершенно пустой.
– Один час. Тридцать четыре минуты.
Очень хорошо.
– Один час...
Затем Форд в последний раз тщательно проверил систему анабиозного жизнеобеспечения в каюте, где слышимость была особенно важна.
– Один час. Тридцать четыре минуты.
Передернув плечами, Форд вгляделся в густой пар и иней, скрывавший фигуру лежащего. Однажды, когда-нибудь, он проснется, и проснувшись, он будет знать точное время. Не совсем местное время, но какая, нафиг, разница?
Форд дважды прочитал показания дисплея над холодильником, выключил свет и перечитал дисплей еще раз.
– Один час. Тридцать...
Выйдя на цыпочках, Форд вернулся в рубку.
– ... Пять минут.
Голос слышался так же четко, как если бы звучал в трубке телефона где-нибудь в Лондоне – что было далеко, далеко не так.
Форд поглядел на чернильно-черную ночь за иллюминатором. Звезда размером с алмазную крошку от печенья, хорошо различимая вдалеке, называлась Зондостина – а на планете, откуда доносился этот отчетливый, несколько механический женский голос, ее называли Дзета Плеяд.
Огромный оранжевый полукруг, закрывавший половину кругозора, был гигантской газовой планетой Сезефрас Магнум. Там в доках стояли корабли шакшизянского военно-космического флота, а над горизонтом ее вставала маленькая холодная синяя луна по имени Епун.
– Один час. Тридцать шесть минут.
Еще двадцать минут Форд сидел и наблюдал, как сокращается расстояние между кораблем и Епуном. Корабельный компьютер жонглировал и сплетал в гирлянды числа, которые выведут корабль на орбиту вокруг безжизненного спутника и оставят его на ней вращаться в вечной тьме и безвестности.
– Один час. Пятьдесят девять минут.
Изначально Форд собирался отключить всю сигнализацию и излучения корабля, чтобы сделать его невидимым настолько, насколько это возможно, для любого, кто не смотрит на него буквально, глазами, но потом ему в голову пришла идея получше. Теперь корабль испускал один непрерывный луч толщиной в палец, возвращавший входящий сигнал на планету, с которой он шел. До этой планеты лучу придется лететь со скоростью света четыреста лет, но когда он дойдет до нее, он, должно быть, наделает там шуму.
– Один час. Пятьдесят девять минут.
Форд хихикнул.
Ему не нравилось думать о себе как о человеке, который непрестанно хихикает и фыркает, но, справедливости ради, следовало признать, что фыркал и хихикал он непрерывно на протяжение уже почти получаса.
– Два часа. Ровно.
Корабль почти вышел уже на свою вечную орбиту вокруг малоизвестной и никогда не навещаемой луны. Почти.
Теперь оставалось только одно. Форд еще раз прогнал компьютерную симуляцию запуска малюсенького корабельного спасОплота, выверил действия, противодействия, центробежные и центростремительные силы – всю математическую поэму о движении – и увидел, что это хорошо.
Перед тем, как уйти, он выключил свет.
Выскользнув из шлюза и пускаясь в свое трехдневное путешествие к орбитальной станции Порт-Сезефрон, маленькая стальная сигара несколько секунд летела вдоль тонкого луча энергии, отправившегося в свое, гораздо более далекое путешествие.
– Два часа. Тринадцать минут.
Форд хихикал и фыркал. Он посмеялся бы в голос, но было слишком тесно.
– Два часа...