XXXIV

Наконец они снова летели все вместе.

В какой-то момент Артур Дент решил, что не хочет лететь дальше. Бистроматический двигатель, сказал он, открыл ему, что время и расстояние – одно и то же, и что разум и Вселенная – одно и то же, и что восприятие и реальность – одно и то же, и что чем больше путешествуешь, тем больше остаешься на том же месте, и что при прочих равных он лично предпочел бы побыть некоторое время на каком-нибудь одном месте, чтобы разобраться во всем и привести в порядок свои мысли, которые теперь стали одно и то же со Вселенной, по каковой причине это не должно занять много времени, а потом он был бы не прочь как следует отдохнуть, попрактиковаться в полетах и научиться как следует готовить, чем он всегда мечтал заняться. Банка с греческим оливковым маслом стала для него теперь главным сокровищем, сказал он, а то, как она неожиданно вернулась в его жизнь, заставило его ощутить некое скрытое единство всех вещей, которое навело его на мысль, что...

Здесь Артур зевнул и отключился.

Утром, когда Артура совсем уже собрались высадить на какой-нибудь тихой и мирной планете, где он никому не сможет морочить голову, корабль вдруг принял сигнал SOS и изменил курс.

Сигнал был послан компьютером небольшого, но, по всей видимости, мало поврежденного корабля класса “Мерида”, который танцевал в космосе что-то вроде джиги. Самый беглый осмотр показал, что корабль в полном порядке, компьютер функционирует нормально, но пилот совершенно свихнулся.

– И вовсе не свихнулся, – твердил тот, вырываясь и отбиваясь, пока его несли на “Золотое Сердце”, – и вовсе не свихнулся, а только тронулся, только тронулся!

По документам он оказался корреспондентом “Ежезвездногодника галактической истории и обществознания”. Его накормили таблетками и заперли в каюте под присмотром Марвина, пока корреспондент не попросился наружу, пообещав, что постарается вести себя разумно.

– Меня послали освещать один процесс на Аграбутоне, – начал он и вскочил, обхватив себя руками за тощие плечи и дико вращая глазами. Седые волосы его, казалось, приветствовали вставанием кого-то, только вошедшего в соседнюю комнату.

– Ну, только не надо так волноваться, – сказал Форд, а Триллиан положила руку ему на плечо. Корреспондент снова упал на койку и уставился в потолок корабельного лазарета.

– В чем там было дело, уже не имеет значения, – сказал он. – Но там был один свидетель... такой свидетель... по имени Прак. Непростой человек. В конце концов судья приказал дать ему наркотик правды. Чтоб он говорил правду.

Глаза корреспондента беспомощно закатились.

– И они дали ему слишком большую дозу, – проговорил он слабым голосом. – Слишком большую дозу. Устроили ему передоз. – Слезы потекли из глаз корреспондента. – Должно быть, кто-то из роботов толкнул врача под руку.

– Роботов? – вскинулся Зафод. – Каких таких роботов?

– Каких-то таких роботов, – сипло ответил корреспондент. – Они ворвались в зал суда и похитили у судьи скипетр – ну, Аргабутонский Скипетр Правосудия. Ну, такую здоровую плексигласовую штуковину. На хрена она им понадобилась? – Корреспондент снова заплакал. – В общем, скорее всего, это они толкнули врача под руку...

Корреспондент уронил голову и помотал ею из стороны в сторону. Глаза его переполнились страданием.

– Когда заседание продолжилось, – сквозь рыдания говорил корреспондент, – они задали Праку самый скверный вопрос. Они потребовали... – корреспондента передернуло при воспоминании, – потребовали, чтобы он сказал им правду, всю правду и ничего, кроме правды. Вы понимаете, какой ужас?

Корреспондент вдруг сел в койке и взмахнул костлявыми кулаками:

– Ведь он был уже на передозе! – и рухнул обратно, бормоча, – На жутком передозе! Передоз, передоз, к нам приехал дед-мороз!

Члены экипажа “Золотого Сердца” стояли, переглядываясь, вокруг койки, и по спине у них ползли мурашки.

– Ну, и что дальше? – спросил наконец Зафод.

– Что-что! Он и сказал! Насколько я знаю, он до сих пор говорит. Жуткие, жуткие, кошмарные вещи! – корреспондент сорвался на визг. Его попытались успокоить, но он снова с силой поднялся на локтях. – Жуткие, кошмарные, непостижимые вещи! Просто свихнуться можно! – Корреспондент обвел глазами лазарет. – Ну, или, как я, только тронуться. Я ведь, сами понимаете, журналист.

– Ну, конечно, – участливо заговорил Артур, – вам часто приходится сталкиваться лицом к лицу с правдой, какой бы...

– О чем вы? – не понял корреспондент. – Я просто сказал, что мне срочно нужно в редакцию и смылся оттуда, как только смог.

С этими словами он впал в коматозное состояние, из которого вышел лишь однажды и на очень короткое время. За это время от него удалось узнать только следующее.

Когда стало ясно, что Прак не остановится, и что все, что он говорит, есть истина в чистом виде и в последней инстанции, было приказано очистить зал суда.

Зал был не только очищен, но и заперт – с Праком внутри. Вокруг него были возведены стальные стены, а вокруг, для вящей надежности, выстроены заборы из колючей проволоки под током, вырыты рвы, наполненные акулами и крокодилами, а также выставлены три десантные дивизии, чтобы никто не подслушал, что говорит Прак.

– Какая жалость! – сказал Артур. – Вот бы послушать, что он там рассказывает. Ведь он, должно быть, знает и Главный Вопрос к Главному Ответу. Меня всегда так мучило, что мы никогда его не узнаем.

– Задумайте любое число, – предложил компьютер. – Абсолютно случайное число.

Артур сообщил компьютеру телефон справочного вокзала Кингс-Кросс, тайно надеясь, что это возымеет какое-нибудь особое действие, и действие это окажется именно каким-нибудь таким, особенным. Компьютер ввел это число в отремонтированный невероятностный двигатель корабля.

В мире относительности материя указывает пространству, как оно должно искривиться, а пространство указывает материи, как она должна двигаться.

“Золотое Сердце” велело пространству вывернуться наизнанку и остановилось внутри стальной стены, окружавшей Аргабутонский Верховный Арбитраж.

Зал суда был суров и лишен излишеств. Это явно был чертог Правосудия, а не, скажем, Чревоугодия. Здесь не устраивали приемов – во всяком случае, таких, которые должны проходить в теплой дружественной обстановке. Само убранство зала нагоняло на гостей тоску и дискомфорт.

Под высокими сводчатыми потолками зала гнездилась тьма. Там клубились тени, полные смутной угрозы. Панели стен, спинки и поручни скамей, тяжеловесные колонны – все было вырезано из самого черного и злобного дерева печально знаменитых Ррыкобразильских лесов. Массивный Трон Правосудия, возвышавшийся посреди зала, был чудовищно увесист и внушителен. Если бы солнечному лучу удалось проникнуть так глубоко в недра Аргабутонского Дворца Правосудия, он немедленно развернулся бы, завидев его, и со скоростью света устремился обратно.

Артур и Триллиан вошли первыми, а Форд и Зафод храбро прикрывали их тыл.

Сперва зал показался им совершенно темным и пустым. Эхо разнесло их шаги. Это было странно: проверки показали, что все оборонительные рубежи вокруг зала суда находятся в полной боевой готовности, и, следовательно, решили они, момент истины еще не закончился.

Но внутри было тихо.

Потом, когда глаза их привыкли к темноте, они увидели в одном углу красную точку, а рядом – что-то живое. Они посветили туда фонарем.

Прак сидел на скамье и докуривал папиросу.

– О, привет, – сказал он и махнул рукой. Голос его разнесся по залу.

Это был человечек небольшого роста с нечесанными космами волос. Он сидел, сгорбившись, и плечи и колени его подрагивали. Он сделал глубокую затяжку.

Четверо путешественников смотрели на него.

– Что здесь происходит? – спросила Триллиан.

– Да ничего, – сказал человек, и плечи его мелко затряслись.

Артур посветил Праку в лицо.

– А мы слышали, – сказал он, – что вы тут рассказываете правду, всю правду и ничего, кроме правды.

– А, вы вон о чем, – ответил Прак. – Ну, да. Только я уже все. Это не такой длинный рассказ, как некоторые себе думают. Правда, конечно, попадаются прикольные вещи, да.

Прак вдруг разразился приступом безумного смеха, но так же внезапно и резко умолк и снова сидел молча. Голова и колени его подрагивали. Он снова глубоко затянулся, и на губах его заиграла нехорошая улыбка.

Из темноты вышли Форд и Зафод.

– Ну, давай, расскажи теперь нам, – попросил Форд.

– Ой, да я уже всего и не упомню. – махнул рукой Прак. – Я думал записать кое-что, но сначала никак не мог найти ручку, а потом подумал – на фига?

Воцарилось молчание, и, казалось, стало слышно, как Вселенная стала на одну минуту старше. Прак смотрел на тень от фонаря.

– И вы ничего-ничего не помните? – спросил Артур. – Ничего-ничего?

– Да, почти ничего. Ну, кроме приколов про лягушек. Такое не забудешь!

Прак вдруг снова разразился гомерическим хохотом, топая ногами и колотя себя по ляжкам.

– Там такие были приколы про лягушек! – выговорил он сквозь смех. – Слушайте, пошли, найдем лягушку! Я вам такое про них расскажу! Вы ничего про них не знаете? Да вы же не жили! – Прак вскочил со скамьи и станцевал сумасшедший танец, а потом сделал длинную затяжку. – Пошли, пошли, найдем лягушку, поприкалываемся! – повторил он и спросил. – Чуваки, а вы вообще кто?

– Мы долго тебя искали, – сказала Триллиан, нарочито не скрывая своего разочарования. – Меня зовут Триллиан.

Прак дернул головой.

– Форд Префект, – представился Форд Префект, пожав плечами. Прак дернул головой в другую сторону.

– Что касается меня, – сказал Зафод, когда рассудил, что пауза выдержана достаточная для столь веского заявления, – то я Зафод Библброкс!

Прак снова дернул головой.

– А ты кто? – спросил Прак, дернув плечом в сторону Артура, который в тот момент ушел в свои невеселые мысли.

– Кто, я? – переспросил Артур. – Меня зовут Артур Дент.

Глаза Прака полезли на лоб.

– Да ты гонишь! – воскликнул он. – Как это – Артур Дент? Тот самый Артур Дент???

Прак рухнул на скамью, хватаясь за животики и корчась в новых приступах хохота.

– Ошизеть! Вот кого не ждал встретить! – выкрикивал он, задыхаясь от смеха. – Чувак, да ты же... Ты же... Лягушки отдыхают, чувак!

Прак выл и визжал, заходясь от хохота. Он катался по скамейке и брыкал ногами. Слезы брызнули из его глаз ручьями. Он колотил себя по груди тощими кулаками. Наконец, тяжело дыша, он начал успокаиваться, обвел глазами всех, поглядел на Артура – и снова зашелся в пароксизме веселья. Наконец, он упал без чувств.

Прака, погруженного в кому, понесли на корабль, а Артур все стоял, озадаченно поджав губы.

– До встречи с Праком, – сказал Артур, – я собирался сойти на берег. Я и сейчас собираюсь, и думаю, что сойду, как только смогу.

Остальные молча кивнули. Тишину нарушали лишь приглушенные взрывы истерического хохота, доносившиеся из каюты Прака в самом дальнем конце корабля.

– Мы, конечно, расспросили его, – продолжал Артур. – Точнее, вы его расспросили – вы же знаете, что я не могу показываться ему на глаза – и, в общем, похоже, что ему действительно особенно нечего сказать. Так, всякая белиберда. Да еще эти гнусности про лягушек.

Остальные изо всех сил подавили улыбки.

– Нет, у меня тоже есть чувство юмора, – сказал Артур и замолчал, дожидаясь, пока остальные отсмеются вдоволь. – Я тоже могу посме... – и замолчал снова, на этот раз – прислушиваясь к тишине. На корабле вдруг действительно стало очень тихо.

Прак замолчал. Дни напролет корабль сотрясался от его безумного хохота, лишь иногда сменявшегося краткими периодами истерического хихиканья и сна. Паранойя просто истерзала Артура.

Но это была другая тишина. Это был не сон.

Зазвенел сигнальный звонок. Взглянув на приборную доску, они поняли, что Прак вызывает их к себе.

– Он совсем плох, – тихо сказала Триллиан. – Непрерывный хохот совершенно его истощил.

Артур поджал губы, но ничего не сказал.

– Пойдемте-ка, посмотрим, что с ним, – и Триллиан поднялась с кресла.

Триллиан вышла из каюты с очень серьезным лицом.

– Он хочет поговорить с тобой, – сказала она Артуру, стоявшему с лицом мрачным и недовольным.

Артур засунул руки поглубже в карманы халата и попытался придумать какой-нибудь не слишком дурацкий ответ. Несмотря на всю очевидную бессовестность ситуации, ничего веского ему придумать не удалось.

– Ну что ты, в самом деле! – сказала Триллиан.

Артур пожал плечами и вошел, не меняя своего очень серьезного лица, хотя и знал прекрасно, как реагирует на это лицо Прак.

Артур поглядел на своего мучителя. Тот тихо лежал на койке, бледный и тощий. Дыхание его было редким и неровным. Форд и Зафод стояли рядом, растерянные и озабоченные.

– Ты хотел что-то спросить у меня, – спросил Прак еле слышным голосом и кашлянул. От его кашля Артур внутренне сжался, но продолжения не воспоследовало.

– Почему вы так думаете? – спросил Артур.

Прак еле заметно пожал плечами:

– Потому что это правда.

Артур смирился.

– Ну, вообще говоря, да, – выдавил он из себя не без труда. – У меня есть один вопрос. Точнее, у меня есть Ответ. А я хотел бы знать, в чем состоит Вопрос.

Прак понимающе кивнул, и Артуру несколько полегчало.

– Дело в том, что... В общем, это длинная история, – продолжил Артур. – Вопрос, который мне нужно найти – это Главный Вопрос Жизни, Вселенной, и Вообще. Все, что мы знаем, это то, что Ответ будет сорок два, а это не очень-то много говорит.

Прак кивнул снова:

– Сорок два... – повторил он за Артуром. – Да, это правильный ответ.

Прак помолчал. Тени воспоминаний и размышлений проплыли по его лицу, как тени облаков проплывают по полю.

– Боюсь, – сказал он наконец, – что Вопрос и Ответ взаимоисключающи. Знание одного из них логически исключает знание другого. В одной и той же вселенной невозможно одновременно знать и то, и другое.

Прак снова умолк. На лице Артура отразилось глубокое разочарование и угнездилось на привычном ему месте.

– То есть, – с заметным трудом заговорил снова Прак, – такое может случиться, но, по-видимому, Вопрос и Ответ в таком случае просто взаимно уничтожатся, и прихватят Вселенную с собой. Тогда вместо нее появится что-нибудь еще более необъяснимое и бессмысленное. Вполне может быть, что это уже произошло, – добавил Прак со слабой улыбкой. – Но полной уверенности тут быть не может.

Прак непроизвольно хихикнул. Артур присел на стул.

– Понятно, – подытожил он. – Я просто надеялся, что во всем этом есть какой-то смысл.

– Знаешь телегу про смысл? – спросил Прак.

Артур сказал, что не знает, и Прак кивнул, что знал, что он не знает.

Прак рассказал эту историю.

Однажды ночью, начал он, в небе планеты, которая до того не видела ни одного космического корабля, пролетел один такой корабль. Планета называлась Дальфорс, а корабль был вот этот вот самый корабль. Бриллиантовой звездой он беззвучно пронесся по ночному небу.

Вожди отсталых племен, селившихся на Холодных Склонах, оторвались от своих дымящихся ночных чаш и трясущимися руками принялись указывать в небо, уверяя, что видели знак – знак, возвещающий волю богов, которые требуют от своих внуков наконец-то подняться, отправиться в поход и стереть с лица земли безбожных Князей Равнин.

Глядя в небо с площадок своих высоких башен, Князья с Равнин увидели сверкающую звезду и безошибочно признали в ней знак, возвещающий волю богов, которые призывают подняться и навеки усмирить неверных Вождей Холодных Склонов.

А посередине между ними Лесные Жители поглядели наверх и увидели знамение новой звезды, и склонили головы в страхе и отчаянии, потому что, хоть они никогда и не видели такого знамения прежде, они очень хорошо знали, что оно предвещает.

Они знали, что начало дождей – это знамение.

Что конец дождей – это тоже знамение.

Что сильные ветры – это знамение.

И что затишье – это тоже знамение.

Что, если в полночь полной луны родится козленок с тремя головами – это знамение.

Что, если средь бела дня родится совершенно нормальный котенок или поросенок без малейших отклонений от нормы, или даже ребенок всего лишь с заячьей губой – это зачастую тоже знамение.

Поэтому у них не было никаких сомнений по поводу новой звезды в небе – это было знамение, и знамение особой знаменательной силы.

А все знамения предвещали только одно – что Князья Равнин и Вожди Холодных Склонов снова решили как следует вздуть друг дружку.

И само по себе это было бы еще не так уж плохо, но беда в том, что Князья Равнин и Вожди Холодных Склонов неизменно выбирали местом своих встреч Лес, и именно Лесным Жителям в итоге доставалось больше всех, хотя, насколько они могли понять, их это все вообще никаким боком не касалось.

И время от времени, после какой-нибудь особенно кровопролитной стычки, Лесные Жители посылали гонца то к верховному Князю Равнин, то к главному Вождю Холодных Склонов с просьбой объяснить смысл происходящего.

И предводитель тех или иных отводил гонца в сторонку и объяснял ему этот Смысл – медленно, доходчиво, во всех подробностях.

И ужас заключался в том, что Смысл всегда был. Он был очень простой, очень убедительный и очень глубокий. Гонец стоял, опустив голову, и чувствовал себя диким дураком, что сам до сих пор не понимал, как сложен и суров мир, и с какими проблемами и противоречиями приходится иметь дело тому, кто решился жить в нем.

– Понимаешь теперь? – спрашивал предводитель.

Гонец уныло кивал головой.

– И что эти войны необходимы?

Гонец кивал.

– И что их необходимо вести в Лесу? И что это в наших общих интересах? И Лесных Жителей в том числе?

– Но ведь...

– Я имею в виду, в конечном счете.

– А-а... Ну, тогда-то да...

И гонец, осознавший Смысл, возвращался к своему лесному народу. Но по пути, уже в Лесу, он вдруг обнаруживал, что все, что он помнит о Смысле – это то, как очевиден и непреложен тот был. А в чем он заключался, гонец никак не мог вспомнить.

И это, конечно, не очень утешало, когда Вожди и Князья в очередной раз огнем и мечом прокладывали себе путь через Лес, убивая всех Лесных Жителей, попадающихся на этом пути.

Здесь Прак помолчал и печально кашлянул.

– Я был таким гонцом, – сказал он. – Меня послали после битвы, вызванной появлением вашего корабля, особенно жестокой и жуткой. Много наших полегло. Я думал, что принесу людям Смысл. И я отправился к Великому Князю, но на обратном пути Смысл растаял и вытек из моей головы, как прошлогодний снег. Это было много лет назад. С тех пор произошло много всякого...

Прак посмотрел на Артура и снова тихо-тихо хихикнул.

– Есть еще кое-что, что я помню от наркотика правды. Ну, кроме лягушек... Это последнее послание Бога Своему творению. Рассказать, что в нем?

Путешественники не могли понять, серьезен ли Прак или издевается над ними.

– Нет, правда-правда, – сказал тот. – Это все правда. И ничего кроме.

Грудь Прака вздымалась – он с трудом ловил воздух ртом. Голова скатилась по подушке набок.

– Лично меня оно по первому разу не очень-то впечатлило, – тихо говорил Прак. – Но я тут подумал... я вспомнил, как впечатлил меня Смысл, рассказанный Великим Князем, и как быстро я его потерял. И я подумал, что это может оказаться гораздо полезнее. Хотите узнать? Хотите?

Стоящие кивнули.

– Ну, ясное дело, хотите. Так вот, если хотите его узнать, то отправляйтесь и узнайте. Оно написано десятиметровыми огненными буквами на склоне гор Квентулюс-Квазгар в стране Севорбеупстрии на планете Прелюмтарен, третьей от звезды Зараззс в секторе QQ7 Активный Ж-Гамма. Его охраняет Лажественный Крякопауг.

Услышав это, все надолго замолчали. Наконец, Артур нарушил тишину:

– Где-где-где оно находится? – спросил он.

– Оно написано десятиметровыми огненными буквами, – повторил Прак, – на склоне гор Квентулюс-Квазгар в стране Севорбеупстрии на планете Прелюмтарен, третьей от...

– Я прошу прощения, – перебил Артур, – какой горы?

– Горы Квентулюс-Квазгар в стране Севорбеупстрии на планете...

– Какой стране? Я не уверен, что правильно расслышал название.

– Севорбеупстрии, на планете...

– Севорбе-как?

– Да блин! – в сердцах воскликнул Прак и скончался.