XXII

На банкет в последние годы нередко заявлялись незваные гости – прощелыги и падкие на дармовщину проходимцы с других планет – и участникам его, когда им случалось взглянуть на свою собственную планету, проносящуюся под ними, зияя пожарищами городов, руинами колбасных заводов, разоренными огуречными плантациями и одичавшими виноградниками, с ее новыми пустынями, ее морями и озерами, до краев заполненными пустыми бутылками, окурками, консервными банками и кое-чем похуже, нередко приходило в голову, что планета их каким-то непостижимым образом сделалась оборудованной для веселия гораздо меньше, чем когда-то. Некоторые даже стали задумываться, не попытаться ли протрезветь настолько, чтобы вывести банкет на межпланетный уровень и попробовать попасть на чью-нибудь планету, где воздух, возможно, будет посвежее, и голова будет болеть не так отчаянно.

Немногие изможденные крестьяне, все еще умудрявшиеся влачить жалкое существование на поверхности полумертвой планеты были бы исключительно рады этим мыслям, но в тот день, когда банкет с воплями и визгом выпал из облаков, и крестьяне испуганно подняли головы, ожидая нового огуречно-колбасного и винно-водочного налета, вдруг стало ясно, что банкет не выйдет на новый уровень, а вместо этого, похоже, вскорости выйдет весь. Скоро, скоро настанет пора напяливать пальто, нахлобучивать шапку и выходить, жмурясь, на улицу, пытаясь определить, какое там время суток, какое время года, и где посреди этих пепелищ и развалин больше шансов поймать такси.

Банкет очутился в гибельных объятиях неизвестного белого звездолета, который словно бы сросся с ним. Вместе они неслись по небу, вертясь, кувыркаясь и всячески презирая закон тяготения. Тучи расступались перед ними, и воздушные массы спешили убраться с их пути.

В своих корчах банкет и криккитский военный корабль были немного похожи на пару уток, в которой одна утка – селезень – пытается сделать второй утке третью, в то время как вторая изо всех сил старается объяснить первой, что ей совсем не хочется делать третью утку прямо сейчас, и что она отнюдь не убеждена, что вообще хотела бы делать третью утку с этой первой уткой, и тем более в ту самую минуту, когда она, эта вторая утка, вообще-то пытается куда-то лететь.

Небо гремело и грохотало от ярости происходящего в нем, хлеща землю ударными звуковыми волнами.

И вдруг, со внезапным “бздык!”, криккитский корабль исчез.

Банкет беспомощно катился по небу, как человек, прислонившийся к двери, которая вдруг оказалась не заперта. Он хромал на все четыре свои сопла. Он попытался выправить курс, но вместо этого вылевил его и полетел в другую сторону. Так его швыряло из края в край небосвода, и было видно, что долго это не продлится. Банкету была нанесена смертельная рана. Его веселье было непоправимо нарушено, и этого не могли скрыть никакие попытки изобразить полетом беззаботность и игривость.

Теперь чем дольше банкет силился удержаться над землей, тем более неприятное падение на нее ему предстояло.

Внутри все тоже было плохо. Там все было даже очень плохо, и никто не стеснялся во весь голос заявить об этом.

Ничем не стесняли здесь себя и криккитские роботы

Они забрали приз за Самое Неуместное Использование Слова «Бельгия» в Телесериале, а взамен оставили после себя картину, от которой у Артура на душе сделалось так же скверно, как было у невезучего лауреата Серебряного Рори.

– Вы понимаете, мы были бы просто счастливы остаться и помочь пострадавшим, – объяснял Форд, пробираясь сквозь дымящиеся горы мусора и обломков, – но дело в том, что мы не хотим.

Банкет снова заложил крутой вираж, вызвав многочисленные вопли и стоны из руин.

– К тому же, нам нужно отправляться спасать Вселенную, – добавил Форд. – И если по-вашему это гнилая отмазка – пусть будет так. По-любому, мы валим.

Форд вдруг споткнулся об нераспечатанную бутылку, каким-то чудом не разбившуюся об пол.

– Ничего, если мы это прихватим на память? – спросил он. – Вам, кажется, уже хватит, – и прихватил также пакет с чипсами.

– Триллиан! – внезапно севшим голосом позвал Артур. В дыму и разгроме он почти ничего не мог разобрать.

– Землянин, нам пора, у нас дела, – напомнил несколько нервно Старпердуппель.

– Триллиан! – позвал Артур снова.

Вскоре Триллиан вышла, спотыкаясь и пошатываясь, из-за дымовой завесы. Ее придерживал за локоть ее новый кавалер – бог-громовержец.

– Девушку я забираю, – громко сказал Тор. – У нас в Вальгалле как раз сейчас намечается небольшой сабантуйчик... Короче, мы полетели.

– Где ты был, пока тут это все разносили? – строго спросил Артур.

– Где надо. Наверху, – ответил Тор. – Я прикидывал ее вес. Летать – это вам не... Это так вот, с кондачка, не делается. Надо все учесть, все прикинуть – ветер там, то, се...

– Эта девушка – с нами, – сказал Артур.

– Эй, ребята, – начала было Триллиан, – а что, меня никто...

– Нет, – отрезал Артур. – Ты летишь с нами.

Тор сощурился на Артура глазами, в которых зажглись красные угольки. Он давал собеседнику понять, что бог – это вам не хвост собачий, и старался быть предельно доходчивым.

– Я ее забираю, – повторил он тихо, но грозно.

– Землянин, пойдем! – еще более нервно повторил Старпердуппель, хватая Артура за рукав.

– Старпердуппель, пойдем! – повторил Форд, хватая за рукав старика. У Старпердуппеля был портативный телепорт.

Банкет снова покачнулся и подпрыгнул, отчего все потеряли равновесие – не считая Тора и не считая Артура, который остался стоять на предательски подгибающихся ногах, глядя в черные, как смола, глаза бога.

В это невозможно было поверить: Артур сжал свои маленькие кулачки.

– Чё, самый крутой, что ли? – спросил он.

– Не понял?! – проревел Тор.

– Я сказал, – повторил Артур предательски сорвавшимся голосом, – чё, самый крутой, что ли? – и медленно поднял кулачки.

Тор оглядел его с недоумением. Потом из ноздрей его потянулась тоненькая струйка дыма. Приглядевшись, можно было заметить и огонек.

Тор поправил свой пояс.

Тор расправил грудь, чтобы всем стало предельно ясно, что они связались с человеком, которого не стоило выводить из себя, не сдав сперва зачета по альпинизму.

Тор вынул из-за пояса свой молот и покачал его в руках, демонстрируя его массивный железный боек и тем самым развеивая заблуждения тех, кто мог решить, будто он просто носит за поясом телеграфный столб.

– Чё-то я не втыкаю, – сказал он голосом, мрачным, как туча вулканического пепла. – Это что, заводка?

– Заводка, – подтвердил Артур, голос которого внезапно окреп и обрел уверенность. Артур снова поднял кулаки, на этот раз со всей серьезностью, на какую был способен.

– Чё, пошли, выйдем? – предложил он Тору.

– Пошли, выйдем!

Тор взревел, как разъяренный бык – или, точнее, как разъяренный бог грома, что куда более впечатляет – и вышел.

– Вот и славно, – сказал Артур, – от этого избавились. Дуппель, давай, вытаскивай нас отсюда.