X

– Тише, – призвал Старпердуппель. – Слушайте и смотрите.

На древний Криккит опустилась ночь. Небо было пустым и черным. Единственным источником света был близлежащий городок, из которого ночной зефир доносил приятные отзвуки вечерней жизни. Дерево, под которым стояли наши герои, струило тонкий аромат. Артур присел и пощупал информативные иллюзии травы и почвы. Почва казалась жирной и мягкой, трава – густой и свежей. Трудно было отделаться от иллюзии, что они находятся в исключительно приятном во всех отношениях месте.

В то же время, совершенно пустое небо, как показалось Артуру, придавало идиллии окружающего пейзажа – пусть по большей части сейчас невидимого – несколько странный, нехороший оттенок. Должно быть, дело привычки, решил Артур.

Кто-то дотронулся до его плеча, и Артур обернулся. Старпердуппель молча указывал на дорогу, спускавшуюся к ним с холма. Артур пригляделся и увидел на дороге огоньки, которые, покачиваясь и танцуя, неспешно двигались в их направлении.

Через некоторое время стали слышны и голоса, и вскоре показалась компания, возвращавшаяся из холмов в город.

Они прошли совсем рядом с деревом, помахивая лампами, лучи которых отбрасывали на траву и кроны деревьев причудливые тени, приятно беседуя, и даже пели какую-то песню о том, какой чудный выдался вечерок, какое у них прекрасное настроение, и как же они любят, поработав, как следует, на воздухе, возвращаться по такой погоде домой, к женам и детям; а в припеве пелось о том, что аромат цветов особенно хорош в это время года, и что какая жалость, что старый песик издох, ведь он так любил именно эти цветы. Артур живо представил себе, как Пол Маккартни, грея пятки у камина, показывает эту песню Линде и прикидывает, что бы такого купить на гонорар за нее, и решает, что, пожалуй, Эссекс.

– Мастера Криккита, – прошептал Старпердуппель похоронным голосом.

Артур так увлекся картинкой, которую сам себе нарисовал, что не сразу понял, о чем говорит старец. Потом он восстановил в голове разрозненные фрагменты мозаики и пришел к выводу, что по-прежнему не понимает, о чем старец говорит.

– Что такое? – спросил он.

– Мастера Криккита, – повторил Старпердуппель, и если в прошлый раз голос его прозвучал похоронно, то теперь он звучал голосом выходца из Аида, заполучившего там свирепый бронхит.

Артур смотрел на людей и пытался свести воедино все то немногое, что знал о них.

Это явно были не земляне: как минимум, они были чуть более, чем надо, высокие и худощавые, с резковатыми чертами лица и светлокожие до бледности; во всем же остальном внешность их внушала симпатию. Было в них что-то странное, чудаковатое, что останавливало желание, скажем, пуститься с ними в дальний путь в одном купе; но если чем-то они и отличались от простых и обычных людей, то, скорее, в лучшую, чем в худшую сторону. И почему это Старпердуппель заговорил о них голосом, больше подходящим для анонса фильма о том, как работники бензопилы и топора берут работу на дом?

И, опять же, почему Криккит? Артур не мог взять в толк, что может быть общего между хорошо известной ему игрой и...

Тут Старпердуппель прервал поток его размышлений, словно бы почувствовав, что происходит в голове у Артура.

– Игра, известная вам под названием “крикет”, – сказал он, и голос его, казалось, путешествовал по мрачным подземельям, – это лишь каприз генетической памяти, способной сохранять образы, истинное значение которых утрачено во мгле веков. Из всех рас, населяющих Галактику, быть может, только англичане смогли, оживив воспоминание о самых ужасных войнах, которые когда-либо сотрясали Вселенную, превратить его в игру, которая, насколько мне известно, повсеместно признана непостижимо скучной и бессмысленной. Нет, лично я – большой ее поклонник, – отметил он, – но большинство, боюсь, сочтет ваши вкусы неисправимо дурными. Особенно вот этот момент, когда маленький красный мячик попадает в калитку... Вы так невинны, что и представить себе не можете, как это выглядит со стороны.

– Вон оно что... – сказал Артур и нахмурился, чтобы показать, что мозг его работает на полную проектную мощность. – Теперь понятно...

– Сейчас же перед вами, – Старпердуппель снова перешел на замогильный шепот и указал на компанию криккитян, шедшую мимо, – перед вами проходят те, с кого всё это началось. И началось оно в эту ночь. Идемте за ними! Вы все увидите сами.

Трое выскользнули из-под сени дерева и пошли за веселой компанией по темной дороге вдоль склона холма. Инстинктивно они старались ступать потише, хотя, будучи лишь зрителями информативной иллюзии, они могли бы с тем же успехом вооружиться аккордеонами, кастрюлями и поварешками и шуметь, что было сил – никто не заметил бы их.

Артур обратил внимание, что двое криккитян запели другую песню. Она далеко разносилась в ночной тишине, и это была прелестная романтическая баллада, за которую Пол Маккартни положил бы в свой карман Кент с Сассексом и начал бы прицениваться к Гемпширу.

– Вы, конечно, помните, – обратился Старпердуппель к Форду, – что должно случиться сейчас?

– Кто, я? – ответил Форд. – Ни малейшего представления не имею.

– Как? Разве в школе вы не изучали древнюю историю Галактики?

– Моя киберпарта стояла сразу за Зафодом, – объяснил Форд. – Заниматься было невозможно. То есть, нельзя сказать, что я не узнал ничего интересного...

Здесь Артур заметил в песне занятный момент: в середине восьмого куплета, к которому Пол Маккартни уже прочно закрепился бы в Винчестере и поглядывал бы на луга и холмы Нью-Фореста по ту сторону Тест-Вэлли, текст звучал несколько странно. Автор упоминал о том, что встретил девушку, шедшую легкой походкой не “под полною луной” и не “под яркою звездой”, а “над свежею травой”, что, как показалось Артуру, несколько снижало стиль. Но тут он глянул на головокружительно черное небо, и его посетило чувство, что в этом кроется что-то очень-очень важное, хотя он и не может понять, что. Он вдруг почувствовал себя одиноким во Вселенной, и даже сказал об этом вслух.

– Нет-нет, – возразил Старпердуппель, слегка ускоряя шаг, – криккитяне никогда не задумывались, одиноки ли они во Вселенной. Дело в том, что их солнце и его единственная планета окружены огромным пылевым облаком, и находятся они на самом восточном рубеже Галактики. Из-за пылевого облака на их ночном небе никогда ничего не видно. Их небо абсолютно пусто. Днем на нем светит солнце, но на солнце, как известно, смотреть весьма трудно. Они вообще едва ли знают, что такое небо. Это что-то вроде слепого пятна, которое накрывает их от горизонта до горизонта. Они никогда не задумывались, одиноки ли они во Вселенной, по той простой причине, что до сегодняшнего вечера они понятия не имели о Вселенной. До самого сегодняшнего вечера.

Старпердуппель зашагал вперед, а слова его продолжали звучать в ушах.

– Представьте себе, – добавил он. – Они никогда не думали, что они одни, потому что им никогда не приходило в голову, что может существовать что-то еще.

Он снова зашагал.

– Боюсь, что зрелище может оказаться чересчур, как бы это сказать...

Не успел он договорить, как из безвидного и пустого неба над ними послышался тонкий, быстро усиливающийся вой. Артур и Форд посмотрели на небо, но сперва ничего там не увидели.

Артур заметил, что криккитяне, шедшие впереди, тоже услышали звук, но не поняли, что происходит. Они недоуменно смотрели друг на друга, по сторонам, вперед, назад, даже под ноги, но никому из них не пришло в голову посмотреть вверх.

Глубину их потрясения при виде горящих обломков звездолета, с оглушительным рёвом рухнувшего с неба через мгновение в полумиле от них, сможет представить себе лишь тот, кто это видел.

Есть люди, говорящие с придыханием о “Золотом Сердце”. Есть люди, говорящие с придыханием о Бистроматическом Звездолете.

Многие вспоминают легендарный гигантский космический корабль “Титаник” – грандиозный и роскошный пассажирский лайнер, построенный на звездоверфи астероидного пояса Артефактоволл несколько сотен лет назад. И им есть, что вспомнить.

То был невиданно прекрасный, ошеломляюще огромный и возмутительно комфортабельный корабль за все то, что осталось еще от истории (см. “Кампания За Реальное Время”), но, к своему несчастью, он появился на свет на самой заре теории невероятности, задолго до того, как ученые разобрались, как следует, в этой сложнейшей отрасли знания – и даже то того, как они толком в нее забрались.

Инженеры-проектировщики ничтоже сумняшеся решили окружить корабль базовым полем невероятности, чтобы все неприятности, которые могут случиться с какой-нибудь частью звездолета, стали бесконечно невероятны.

Они не знали, что из-за квази-инверсивной и циклической природы всех невероятностных вычислений все бесконечно невероятные события на самом деле, скорее всего, произойдут практически тотчас же.

Звездолет “Титаник” чудовищно зрелищно смотрелся на стапеле: он был похож на серебряного арктурианского вакуумного мегакита, окруженный лучами лазеров, которые высвечивали краны, опоры и стойки – алмазное облако из сверкающих иголочек света на фоне бездонной черноты межзвездного пространства.

Но этот гигант не успел даже послать свой первый радиосигнал – сигнал бедствия: едва сойдя со стапелей, он внезапно и абсолютно прекратил свое существование.

Однако, день, который для одной молодой отрасли науки стал днем катастрофы, для другой стал днем удивительного апофеоза. Впоследствии было убедительно доказано, что трансляцию запуска “Титаника”по 3D-видению смотрело больше людей, чем вообще существовало в то время во Вселенной; и это было признано величайшим достижением в области исследований рейтинга.

Другим весьма зрелищным событием того дня был взрыв сверхновой на месте звезды Ылладдин несколько часов спустя. Ылладдин – звезда, в окрестностях которой расположены офисы большинства страховых компаний Галактики – то есть, были расположены.

Но, если об этих – и о множестве других прославленных звездолетов, среди которых достаточно упомянуть хотя бы галактические боевые крейсеры “Отважный”, “Дерзкий” и “Вообще Безбашенный” – много говорят с уважением, гордостью, восхищением, восторгом, сочувствием, сожалением, прискорбием и другими весьма популярными чувствами, – есть звездолет, который неизменно вызывает лишь глубочайшее изумление. Это “Криккит-1”, первый космический корабль, построенный жителями Криккита.

И вовсе не потому, что “Криккит-1” был такой уж прекрасный корабль. “Криккит-1” вовсе не был красавцем. Он был похож на груду металлолома. Он выглядел так, будто его сколотили в чьем-то сарае – как оно, собственно, и было.

Самое изумительно в этом корабле не то, какой он был – потому что был он, в сущности, никакой – а то, что он вообще был.

С того дня, когда криккитяне открыли для себя существование космоса, и до дня запуска первого криккитского космического корабля не прошло и года.

Пристегиваясь ремнями к стартовому креслу, Форд благодарил судьбу за то, что это всего лишь информативная иллюзия. В реальной жизни ноги его не было бы на таком корабле. “Будь проклят тот день, когда я сел за баранку этого пылесоса”, – вертелось у него на языке. А также: “Остановите звездолет, я слезу”.

– Оно полетит? – спросил Артур, с сомнением оглядывая шланги и провода, переплетающиеся между собой и опутывающие все внутренности корабля.

Старпердуппель заверил его, что оно полетит, что им ничего не угрожает, и что это будет в высшей степени поучительно и трагично.

Форд и Артур постарались успокоиться и настроиться на трагедию.

– Давай, крути свою шарманку, – сказал Форд.

Перед ними – разумеется, не обращая на них никакого внимания по той весьма уважительной причине, что их там вовсе не было – сидели трое космонавтов. Они же и построили корабль. Это они в ту ночь под холмом шли по тропинке, распевая проникновенные авторские песни. Крушение инопланетного звездолета перевернуло их мир. Недели напролет они разделывали обломки звездолета, выуживая из них все технологические секреты и не переставая напевать мелодичные звездолеторазделочные куплеты. Потом они построили свой космический корабль, и теперь сидели в нем и пели незатейливую, но трогательную песенку о смешанном чувстве радости и гордости, охватывающем их. В припев было подпущено немного иронии, и в нем упоминалось о долгих, долгих часах, проведенных в сарае вдали от любимых жен и детей, которые страшно скучали по папочкам, но поддерживали их хорошее настроение регулярными докладами о том, как подрастает прелестный и веселый щеночек.

У-у-у-у-у-а-у! – корабль оторвался от земли и взмыл в небо, как корабль, который хорошо знает, что делает.

– Не верю, – сказал Форд, когда перегрузки немного ослабли, и корабль уже выбирался из верхних слоев атмосферы. – Не верю! Нельзя за год спроектировать и построить такой корабль. Будь ты хоть трижды стахановец. Не бывает такого. Докажите – и я все равно не поверю!

Форд покачал головой и уставился в маленький иллюминатор на тьму внешнюю.

Некоторое время полет продолжался нормально, и Старпердуппель промотал немного вперед. Поэтому криккитяне очень скоро добрались до внутреннего края сферического пылевого облака, окружавшего их родные светило и планету – как оказалось, почти вплотную к ее орбите.

Казалось, будто сама структура и целостность пространства меняются. Чернота окружила и окутала корабль. Это была очень холодная, очень черная и тяжелая чернота. Это была чернота ночного неба на Крикките.

Холод, тяжесть и мрак начали действовать Артуру на нервы, и он очень остро почувствовал, каково приходилось сейчас криккитским космонавтам, болтающимся без опоры в пустоте. Они достигли предела мироздания своей расы. За этот предел ни один криккитянин не проникал даже мыслью: никто из них и не думал, что там есть какой-то предел, за который мысль может проникнуть.

Чернота облака завладела кораблем. Внутри стояла эпохальная тишина. Историческая задача – узнать, если ли по ту сторону неба что-нибудь, откуда мог свалиться горящий звездолет – вот-вот будет решена, несмотря на то, что сама мысль о существовании неба была еще так недавно чужда и недоступна уму тех, кто вырос под небом Криккита.

История же собирала силы для следующего удара.

Тьма окутывала их, мрак сгущался, становясь все плотнее и плотнее, тягостнее и тягостнее. И вдруг он пропал.

Корабль вылетел из пылевого облака.

Ослепительные бриллианты звезд в бесконечной алмазной пыли засияли в иллюминаторах, и души космонавтов затрепетали.

Некоторое время они, не в силах пошевелиться, плыли вдоль звездной реки Галактики, тоже казавшейся неподвижной в бескрайнем течении Вселенной. Затем они остановили корабль.

– Придется убрать, – сказали криккитяне, поворачивая к дому.

На обратном пути они спели немало мелодичных и лирических песен о мире, справедливости, нравственности, культуре, здоровом образе жизни, семейных ценностях и тотальном уничтожении всего инакосущего.