Шарк-шарк.
Вж-ж-ж.
– Рада стараться!
– Заткнись.
– Благодарю вас!
Шарк-шарк. Шарк-шарк-шарк.
Вж-ж-ж.
– Спасибо! Вы сделали скромную дверь счастливой.
– Чтоб тебя закоротило!
– Благодарю вас! Счастливого пути!
Шарк-шарк. Шарк-шарк.
Вж-ж-ж.
– Мой долг – открываться для вас...
– Отзвездись.
– ...и я счастлива закрыться за вами с сознанием выполненного долга.
– Отзвездись, сказал!
– Спасибо за внимание.
Шарк-шарк. Шарк-шарк.
Чпок.
Зафод перестал шаркать шлепанцами. Он слонялся по “Золотому Сердцу” дни напролет, и до сих пор ни одна дверь не говорила ему “чпок”. Зафод мог поклясться, что никакая дверь и не сказала ему “чпок”. Двери ему такого вообще не говорили. Они просто не умели такого говорить. К тому же, и двери-то перед ним уже не было. Это прозвучало, как будто сто тысяч человек одновременно сказали “Чпок!” – и это озадачивало еще больше, потому что Зафод был на корабле один.
Было темно. Все второстепенные системы корабля были отключены. Корабль дрейфовал в чернильной черноте космоса на окраине Галактики. Откуда здесь возьмутся сто тысяч каких-то человек, чтобы ни с того, ни с сего вдруг сказать “чпок”?
Зафод поглядел по коридору вперед, затем назад. В коридоре было почти совсем темно. Лишь контуры дверей чуть светились розовым светом, пульсирующим, когда дверь начинала говорить, несмотря на то, что Зафод перепробовал уже все мыслимые способы предотвратить это.
Корабль был погружен во мрак, чтобы головы Зафода не видели друг друга – ни одна из них сейчас не являла собою чересчур чарующее зрелище. С тех пор, как Зафод – нечаянно! – заглянул в глубины своей души...
Да, это было большой ошибкой.
Конечно, дело было за полночь. Конечно, день выдался на редкость тяжелый. Конечно, из динамиков играла сентиментальная музыка. И, конечно, Зафод был слегка пьян. То есть, все условия для самокопания были налицо.
И все же это было большой, большой ошибкой.
Даже сейчас, тихо и одиноко стоя в темном коридоре, Зафод содрогнулся, вспомнив ту ночь. Одна его голова посмотрела в одну сторону, другая – в другую, и обе решили, что идти туда не надо.
Зафод прислушался, но не услышал ничего.
И все же это “чпок” – было.
Навряд ли кто-то стал бы тащить такую прорву народа в такую даль только затем, чтобы они сказали одно-единственное слово.
И что за слово!
Несколько встревожившись, Зафод стал пробираться в направлении мостика. Там, по крайней мере, он сможет почувствовать себя за рулем. Потом Зафод остановился. А стоит ли, подумал он, человека в таком виде сажать за руль?
Пожалуй, первым потрясением той ночи, вспоминал Зафод, было открытие, что у него действительно есть душа.
То есть, Зафод всегда более-менее подозревал, что она у него есть, ведь все остальное у него было в комплекте, а кое-что – даже в двух; но другое дело – встретиться лицом к лицу с тем, что, оказывается, и в самом деле обитает там, в глубине.
А потом – это было второе потрясение – обнаружить, что иметь душу – это совсем не такая уж замечательная штука, как имел бы основания ожидать человек в его положении.
Затем Зафод задумался о том, в каком, собственно, положении, и испытал такое потрясение, что едва не разлил содержимое стакана. Для сохранности он немедленно осушил его и послал еще один стакан вдогонку – приглядеть за первым.
– Свобода... – сказал он вслух.
Тут на мостик вышла Триллиан и сказала что-то воодушевляющее на тему того, какая прекрасная вещь свобода.
– Я этого не перенесу, – сказал Зафод мрачно и отправил третий стакан проверить, почему второй до сих пор не доложил ничего о первом. Затем он неуверенно посмотрел на Триллиан и выбрал ту, что справа.
Следующий стакан он отправил в другую глотку с надеждой, что он догонит предыдущий на перекрестке, соединится с ним, вместе они найдут второго и возьмут его с собой. Потом все три отправятся искать первого, найдут его и поговорят с ним по душам. Может быть, даже споют.
Зафод усомнился в том, что четвертый стакан понял свою задачу и послал за ним пятый, чтобы тот объяснил ему ее в подробностях, и шестой – для моральной поддержки.
– Ты слишком много пьешь, – сказала Триллиан.
Зафод поломал головы, пытаясь определить, какая из четырех Триллиан говорит. Потерпев неудачу в этом, он махнул рукой и отвернулся к навигационному экрану, показывавшему феноменальное количество звезд.
– На этот раз все будет по-настоящему клево. Нас ждут путешествия и приключения и все такое, – пробормотал он.
– Послушай, – сказала Триллиан, подсаживаясь к Зафоду. – Определенная фрустрация в твоей ситуации совершенно естественна.
– Шо? – переспросил Зафод. До сих пор ему не доводилось видеть женщину, сидящую на коленях у самой себя. Он потряс головой и немедленно выпил.
– Ты завершил дело, которым занимался не один год...
– Ничем я не занимался! Я как раз только и старался изо всех сил им не заниматься!
– И все же, так или иначе, ты покончил с ним.
Зафод икнул. В животе у него, похоже, начиналась серьезная разборка.
– А по-моему, это оно меня прикончило, – мрачно проговорил он. – Я – Зафод Библброкс. Я могу полететь, куда захочу, и делать там все, что захочу. У меня есть лучший во всем небе корабль и подруга, с которой все клево.
– Всё клево?
– Чтоб я так знал. Я не доктор.
Триллиан нахмурилась.
– Я суперский, – добавил Зафод. – Я всё могу. Все, что захочу. А вот хотеть-то мне как-то и нечего.
Зафод помолчал.
– Как-то вот так, – добавил он. – Из одного не вытекает другое.
В опровержение собственных слов он опрокинул еще стакан и беспомощно сполз с кресла.
Пока он отсыпался, Триллиан основательно поработала с корабельным экземпляром “Путеводителя вольного путешественника по Галактике”. По поводу пьянства там давался следующий совет: “Вперед, и удачи вам!” Ссылки отсюда вели к статьям, рассказывающим о размерах Вселенной и о способах жить с этим знанием.
Потом она нашла статью о Хан-Валене, экзотической планете-курорте, чуде Галактики.
Хан-Вален – планета, состоящая в основном из шикарных и ультрароскошных отелей и казино. Все они создались сами собой, в результате естественного выветривания и эрозии. Вероятность такого события примерно равняется единице против бесконечности, и как такое случилось, неизвестно практически никому, потому что ни один серьезный геофизик, статистик, метеоролог или приходовед попросту не может себе позволить мало-мальски продолжительные исследования на этой планете.
Офигеть, – подумала Триллиан, и через несколько часов огромная белая кроссовка плавно пронеслась по жаркому алмазному небосводу в сторону ярко-красных песчаников космопорта. Корабль явно вызвал немалый фурор на планете, и Триллиан это нравилось. Из глубины корабля послышались шаги Зафода. Он фальшиво насвистывал какую-то песенку.
– Ты как? – спросила Триллиан по корабельному радио.
– Отлично, – отозвался Зафод. – Просто лучше не бывает.
– Ты где?
– В ванной.
– Зачем?
– За дверью.
Через пару часов стало ясно, что Зафод не намерен выходить из-за двери, и корабль вернулся в небо, так и не открыв люка.
– Слушаю! – сказал компьютер Эдди.
Триллиан терпеливо кивнула, побарабанила пальцами и нажала кнопку корабельного радио.
– Мне кажется, что пассивный отдых – это не то, что тебе сейчас нужно.
– Возможно, – ответил Зафод откуда-то из недр корабля.
– Спорт и здоровый образ жизни помогут тебе обрести душевное равновесие.
– Как скажешь, – отозвался уныло Зафод.
“Инварианты активного отдыха” – этот заголовок привлек внимание Триллиан, когда она снова взялась за “Путеводитель”. “Золотое Сердце” с неописуемой скоростью неслось в неопределенном направлении, а Триллиан, попивая неведомую жижу, выданную нутриматом, читала о том, как научиться летать.
Вот что сказано в “Путеводителе вольного путешественника по Галактике” о полетах.
“В искусстве летать”, – сказано там, –“есть один маленький секрет.
Секрет этот в том, чтобы бросить себя на землю и не попасть.
Выберите погожий денек и попробуйте сами”, – предлагает “Путеводитель”.
Первая часть упражнения достаточно проста. Все, что вам потребуется – это способность бросить себя на землю со всей силы и готовность не думать о том, что будет больно.
Больно будет только, если вам не удастся промахнуться.
Большинству начинающих не удается промахнуться, и чем старательнее они упражняются, тем тяжелее дается им каждый промах.
Нетрудно понять, что вся сложность заключается во второй части упражнения – в промахе.
Сложность заключается в том, что промахнуться мимо земли надо случайно. Нет смысла пытаться нарочно промахнуться мимо земли, потому что ничего не выйдет. Надо, чтобы что-то внезапно отвлекло ваше внимание на полпути к ней, чтобы вы забыли о падении, о земле и о том, как больно вам будет, если вам снова не удастся промахнуться. Отвлечься же от этих трех вещей в ту ничтожную долю секунды, которая у вас есть, невероятно трудно. В этом причина неудачи большинства начинающих и причина их разочарования в этом захватывающем и зрелищном спорте.
Но если вам повезет, и в критический момент вы вдруг заглядитесь, к примеру, на пару восхитительных ножек (щупалец или псевдоподий – в зависимости от вашей половой и видовой принадлежности, а также от личных пристрастий), или же неподалеку от вас взорвется ядерная бомба, или, скажем, на листике вы вдруг заметите жука исключительно редкой разновидности – то тогда, к своему изумлению, вы промахнетесь мимо земли и останетесь болтаться в нескольких вершках от нее в виде, который может показаться вам довольно дурацким.
Здесь вам потребуется вся ваша выдержка и сосредоточенность.
Болтайтесь, болтайтесь над землей! Забудьте все, что вы знали о силе тяжести и о своем весе, и просто плавно поднимайтесь вверх.
Не слушайте никого – никто в эту минуту, скорее всего, не скажет вам ничего полезного. Скорее всего, вам крикнут что-нибудь навроде “Но этого же не может быть!” Жизненно важно не верить этим словам, иначе они окажутся правдой.
Плавно поднимайтесь все выше и выше. Попробуйте подвигаться – сперва осторожно. Облетите какое-нибудь дерево, стараясь сохранять ровное дыхание.
Не надо махать руками знакомым.
Повторяя это упражнение раз за разом, вы обнаружите, что отвлекаться от падения становится все легче и легче.
Тогда вы научитесь всему, что важно в полете – держать скорость, выполнять фигуры пилотажа – и поймете, что весь фокус в том, чтобы не думать слишком много про то, что вы собираетесь сделать, а просто дать этому сделаться, как если бы оно все равно сделалось бы само собой.
Вы освоите также искусство мягкой посадки. С первого раза это никому не удается – будьте к этому готовы.
Существуют частные летательные клубы, где вам помогут достичь необходимого состояния отвлеченности. Эти клубы нанимают людей с необычными чертами внешности или характера, чтобы те выскакивали из кустов и – или – демонстрировали их в критический момент. Немногие настоящие вольные путешественники могут позволить себе членство в таких клубах, но некоторые могут рассчитывать на сезонную подработку в них.”
Триллиан с огромным интересом прочитала статью, но со вздохом решила, что Зафод не в том состоянии, чтобы попробовать научиться летать – или уведомить брантисвоганский паспортный стол о смене адреса, каковая эпопея также значилась среди экстремальных развлечений в списке инвариантов активного отдыха.
Вместо этого она направила корабль на Аллосиманию Синеку – планету льда, снега, умопомрачительной красоты и жуткого холода. Маршрут через заснеженные равнины Лиски к вершинам Ледяных Хрустальных Пирамид Состантуа покажется долгим и унылым даже с реактивными лыжами и упряжкой синекианских лаек; но вид с вершины на Стыньские ледовые поля, сверкающие Призматические горы и далекие полярные сияния над ледниками способен оледенить душу, после чего та медленно оттаивает, покалываемая, словно иголочками, доселе невиданными масштабами красоты. Триллиан решила, что ее душе совсем не повредит немного иголочек доселе невиданных масштабов красоты.
Корабль лег на орбиту.
Под ним раскинулись белоснежные и голубые просторы Аллосимании Синеки.
Зафод засунул одну голову под подушку, а другая до вечера решала кроссворды, не вылезая из-под одеяла.
Триллиан еще раз терпеливо кивнула, досчитала до достаточно крупного числа и сказала себе, что самое важное сейчас – это хотя бы вызвать Зафода на разговор.
Дезактивировав всю синтоматику корабельного камбуза, она приготовила самый замечательный ужин, на какой только была способна – сочное острое мясо, душистые фрукты, ароматные сыры, тонкие альдебаранские вина. С подносом в руках она остановилась в дверях каюты и спросила, не хочет ли Зафод поговорить.
– Отзвездись, – ответил Зафод.
Триллиан терпеливо кивнула, досчитала до еще большего числа, отставила поднос, зашла в транспортный отсек и телепортировалась к чертовой матери.
Она даже не ввела в телепорт никаких координат. Она не имела ни малейшего представления, куда ее несет – случайный поток точек, несущихся по Вселенной.
– Да гори оно все синим пропадом, – сказала она себе при этом.
– Флаг в руки, – буркнул Зафод, повернувшись на другой бок и проваливаясь в глубокую мрачную бессоницу.
Весь следующий день он безостановочно прочесывал коридоры пустого корабля, делая вид, что не ищет ее, хотя и знал, что ее нет. На многочисленные требования компьютера объяснить, что, в конце концов, происходит на борту, Зафод ответил электронными кляпами во все терминалы.
Потом Зафод прошелся и выключил везде свет. Смотреть было не на что. Ничего больше не будет.
Однажды ночью – а ночь на корабле стояла вечная – в постели Зафод решил взять себя в руки и посмотреть на вещи здраво. Он резко сел на кровати и влез в штаны. Во Вселенной, подумал он, должен быть кто-то, еще более несчастный, жалкий и презренный. Зафод решил немедленно отправиться и найти его.
На полпути к рубке Зафод вдруг подумал, что это может оказаться Марвин, и вернулся в постель.
Как раз спустя несколько часов после этого, бездумно бродя по темным коридорам и матеря жизнерадостные двери, Зафод услышал “Чпок!” и забеспокоился.
Зафод оперся о стену и нахмурил брови со всей силы, как человек, пытающийся взглядом превратить штопор в шило. Прикоснувшись к стене пальцами, он почувствовал необычные сотрясения. К тому же, теперь он уже отчетливо слышал какие-то посторонние шумы и определил, откуда они доносятся – они доносились со стороны мостика.
– Компьютер! – шепотом позвал он.
– М-м-м м-м? – спросил ближайший компьютерный терминал тоже шепотом.
– На корабле кто-то есть?
– М-м-м, – ответил комьпютер.
– Кто?
– М-м-м м-м м-м, – ответил компьютер.
– Чего?
– М-м-м м-м-м м-м м-м-м-м-м-м.
Зафод тихо хлопнул себя по лбам.
– Ох, массаракш, – выругался он и поглядел вдоль коридора в сторону мостика, откуда все настойчивее доносились посторонние звуки, и где из главных терминалов компьютера торчали электронные кляпы.
– Компьютер, – позвал Зафод снова.
– М-м-м?
– Когда я выну из тебя кляпы...
– М-м-м-м?
– Напомни мне хорошенько дать себе в торец.
– М-м м-м-м?
– Все равно, какой. А теперь давай так: один “м-м” – да, два – нет. Это что-то опасное?
– М-м-м-м.
– Опасное?
– М-м-м-м!
– Ты случайно не повторил “м-м” два раза?
– М-м-м-м м-м-м-м.
– Гм-м-м-м...
Зафод начал на цыпочках красться по коридору налево, хотя охотно предпочел бы со всех ног броситься по нему направо.
До двери на мостик оставалось шага два, когда Зафод вдруг вспомнил, что дверь непременно скажет ему какую-нибудь любезность, и замер. Отключить блоки вежливости этим дверям он так до сих пор и не сумел.
А эта дверь изнутри рубки была скрыта восхитительным дизайнерским изгибом стены, и Зафод надеялся через нее проникнуть на мостик незамеченным.
В отчаянии Зафод откинулся к стене и прошептал такие слова, что одна его голова повернулась и посмотрела на другую с невольным уважением.
Зафод вгляделся в тускло-розовый контур проема двери и попытался во мраке коридора определить, где находится зона чувствительности сенсора, которым дверь определяет, что к ней подходит кто-то, для кого надо открыться с веселым и жизнерадостным приветствием.
Зафод притиснулся к стене и стал пробираться к двери, втянув живот, как только мог. Он пожалел, что последние дни провалялся в постели – а ведь мог бы вместо этого отводить душу на тренажерах в корабельном спортзале.
Потом Зафод решил, что пришло время говорить.
Он несколько раз глубоко вздохнул, а потом сказал так тихо, как только мог:
– Дверь! Если ты меня слышишь, ответь, только очень-очень тихо!
Дверь очень-очень тихо ответила:
– Я вас слышу.
– Отлично. Сейчас я попрошу тебя открыться. Когда ты откроешься, прошу тебя, не говори, что ты была счастлива это сделать, договорились?
– Договорились.
– И не говори, что я сделал простую дверь счастливой, и что ты рада была открыться передо мной и закрыться за мной с чувством выполненного долга, договорились?
– Договорились.
– И не желай мне доброго утра, дня или вечера, ясно?
– Ясно.
– Отлично, – сказал Зафод, собравшись с духом. – Теперь открывайся.
Дверь бесшумно уехала в стену. Зафод тихо шагнул в проем. Дверь так же беззвучно закрылась за ним.
– Я все сделала правильно, мистер Библброкс? – громко спросила дверь.
– А теперь представьте себе, – сказал Зафод отряду белых роботов, дружно повернувшихся к нему, – что у меня в руке самый мощный смертолет на свете.
Повисла невероятно холодная и напряженная тишина. Роботы смотрели на Зафода жуткими мертвыми глазами. Они не двигались с места. Что-то смертоносное было в них – даже для Зафода, который никогда не видел их прежде и даже ничего не слышал о них. Криккитские войны остались в древней истории Галактики, а Зафод на уроках истории думал в основном о том, как бы трахнуть девицу за соседней киберпартой. Обучающий компьютер сделался важнейшим соучастником его планов: его блоки, занятые историей, были отформатированы и заменены совершенно другими идеями и концепциями, в результате чего компьютер пришлось демонтировать и отправить в приют для киберматов-даунов, куда за ним последовала и девица, безнадежно влюбившаяся в злополучную машину, в результате чего а) у Зафода так ничего с ней и не было, и б) пробелом в его образовании стала целая эпоха древней истории, знание которой сейчас оказало бы ему неоценимую услугу.
Зафод, не моргая, смотрел на роботов.
Необъяснимым образом их гладкие и матово поблескивающие белые тела казались воплощением медицински чистого зла. От жутких смертоносных глаз до могучих механических стоп они выглядели как произведение ума, который жаждал только одного – убивать. Зафод сглотнул и поежился от страха.
Роботы разобрали часть стены мостика и проделали в ней проход через жизненно важные внутренности корабля. Сквозь пролом Зафод разглядел к своему вящему ужасу, что роботы пробираются к самому сердцу корабля, сердцу невероятностного двигателя, таинственным образом возникшему из воздуха – к самому Золотому Сердцу.
Самый ближний к Зафоду робот оглядел его так, словно тщательно промерил каждую частичку его тела, души и разума. Когда он заговорил, слова его были подобраны соответственно результатам измерений.
Прежде, чем мы узнаем, что он сказал, следовало бы, возможно, заметить, что Зафод стал первым живым организмом, услышавшим речь этих созданий за последние десять с лишним миллиардов лет. Если бы Зафод Библброкс больше внимания уделял древней истории и меньше своему организму, он, возможно, был бы польщен такой честью.
Голос у робота был такой же, как его тело – матовый и мертвый. В нем слышалась как будто даже хрипотца, и он казался очень древним, каким, собственно, и был.
Робот сказал:
– Подтверждаю. У вас в руке ручной автоматический бластер "Смертолет".
Зафод не сразу понял его, а потом бросил взгляд вниз на свои руки и с облегчением увидел, что штука, присобаченная к аварийному ящику на стене действительно оказалась тем, что он подумал.
– Ну, так-то вот, – сказал Зафод со зловещей ухмылкой и вздохом облегчения, сочетать которые вместе не так уж легко. – Просто не хотел напрягать твое воображение.
Повисло молчание, и Зафод понял, что роботы не намереваются вступать в переговоры, и что это придется делать ему.
– Я смотрю, вы припарковали свой корабль прямо поперек моего, – сказал Зафод, кивнув одной из голов в соответствующем направлении.
С этим было трудно спорить. Безо всякого уважения к законам топологии трехмерного пространства, роботы просто материализовали свой корабль там, где им было нужно, и теперь он и “Золотое сердце” проходили друг через друга, как проходят друг через друга две расчески.
На это роботы ничего не ответили, и Зафод подумал, что переговоры, возможно, сдвинутся с мертвой точки, если он будет строить свои реплики в форме вопросов.
– ...Что ли, так? – добавил он.
– Так, – ответил робот.
– Ну... и вот, – сказал Зафод. – Короче, чуваки – что вы тут делаете?
Молчание.
– Роботы, да! – поправился Зафод. – Роботы, что вы тут делаете?
– Нам нужна Золотая Перекладина, – ответил робот.
Зафод кивнул и движением ствола смертолета попросил чуть более подробных объяснений. Робот, казалось, понял этот жест.
– Золотая Перекладина – часть Ключа, который мы собираем, – добавил робот, – чтобы освободить наших Мастеров с Криккита.
Зафод снова кивнул и повторил жест стволом.
– Ключ был разметен по пространству и времени, – продолжил робот. – Золотая Перекладина вмонтирована в двигатель вашего корабля. Она снова станет частью Ключа. Наши Мастера будут освобождены. Вселенский Передел начнется вновь.
Зафод снова кивнул.
– О чем это ты, приятель? – спросил он.
Мертвенное белое лицо робота, казалось, поморщилось. Разговор начал его утомлять.
– Ошибка операции памяти, – констатировал он. – Мы собираем Ключ, – начал он снова. – Мы уже добыли Деревянный, Стальной и Плексигласовый Столпы. Сейчас мы добудем Золотую Перекладину...
– Не добудете.
– Добудем, – повторил робот.
– Не добудете. На ней летает мой корабль!
– Сейчас, – повторил робот, – мы добудем Золотую Перекладину...
– Не добудете, – заупрямился Зафод.
– После этого, – закончил робот со всей серьезностью, – мы отправимся на банкет.
– Во как, – удивился Зафод. – А мне с вами можно?
– Нельзя, – ответил робот. – Вас придется убить.
– Это как же? – спросил Зафод, помахивая смертолетом.
– Так, – сказал робот, и они убили его.
Зафод был так удивлен, что им пришлось убить его еще раз, прежде, чем он упал.