... Я пришел к тебе с приветом
рассказать, что солнце встало,
что оно горячим светом
по листам затрепетало,
не минуя также стебли
и цветы, и частью корни
травянистого растенья,
чья измолотая масса,
просушенная на солнце,
поутру затрепетавшем,
крайне ценится в народе
той страны, отсель далекой,
где столицей избран город,
в коем, может быть, затем, что
место под постройку взято
средь болот, где, как известно,
нечисть правит и лютует,
и людское проживанье,
мягко скажем, небезвредно –
а возможно, от того, что
в тех строеньях, из которых
выстроен чудной тот город,
есть какое-то такое
неосознанное нечто,
но в столице этой каждый
год, когда приходит осень,
льется тайная отрава
из астрального пространства,
что раскинулось в астрале
точно над столицей этой;
и, впитав отраву эту,
незаметно и невольно,
исподволь и постепенно
поколенье в поколенье
населенье изменилось
той загадочной столицы,
и пошли чудные дети
у родителей обычных:
все с огромными глазами
малосвойственных оттенков;
руки тонкие и пальцы;
бледнолицы, и особо
волосы растут без меры,
как везде, так и на теле;
и меняются повадки,
и обычаи и нравы,
и одежда, и предметы
непонятного их быта
отличаются так резко
от того, что характерно
в том краю, где солнце светит
в небесах лишь четверть года,
и из всех его сезонов
два всего лишь различимы –
долгая зима и осень
(а в последние столетья
метеорологами их
стала замечаться склонность
превращенья зим бесснежных,
безморозных, оттепельных,
в просто заморозок длинный,
что по осени обычны),
и поэтому там сыро
круглый год, и так тоскливо,
что порою склонны люди,
изменив людским законам
жить раздельно, сам-едино,
или индивидуально,
как сказал бы муж ученый,
собираться вместе в стаи,
дабы обогреть друг друга
в них своим теплом дыханья, –
если образно представить,
как поэту подобает;
только холод их – душевный,
не телесного он свойства,
на таком горит морозе
огнь творческий лишь ярче –
и у них вот он пылает
ярости такой пожаром,
что талантливых немало
происходит из...
© Stepan M. Pechkin, 1989