* * *

Мы сушили траву, сон-траву на чердаке,
вороха рассыпали по вороху газет.
Лето шло на исход, сентябрь невдалеке,
а сентябрь на траву кладет сухой запрет.

В сентябре сон-траву оплачет серый дождь,
в сентябре палый лист покроет сон-траву,
в сентябре не прожить без шляпы и калош,
впрочем, можно прожить, как стоики живут,

А трава в сентябре суха или гнила,
колокольцы на ней висят, да не звучат,
Сладкий сон сон-травы не развернет крыла,
узкий месяц в траве не сможет быть зачат,

А у нас еще сорок дней до сентября,
а сейчас разгулялись пчелы-шмели в лугах,
и веселые ведьмы, заклинанья говоря,
ворошат вороха травы на чердаках.

Как мы кончим сушить охапки сон-травы,
как уложим ее в полотняные мешки,
побредут с чердака невиданные львы,
полетят с чердака негромкие смешки,

Рассыпаются искрами в сумерках они,
сладко пахнут сухой непокошенной травой;
вот настанет зима, и помянем мы с тобой,
как сушили траву в некий месяц в оны дни,
и не мы одни.

28.07.93



<*> P.S. Личная просьба Гордону: не считать меня чудовищем. Тут полный дурдом. Вечером приходил совсем никакой Гордон и рассказал о том, что в Петергофе кинулся Миша-Гэндальф. Рассказывал о нем самом и т.д. Я его не знала, но меня вдруг пробило со страшной силой. Вот села – и сразу, без запинаний и подбора. Hе знаю, почему. Как в шоке. Так однажды было с "Тарнука-сити". Кроме Сейджа никто не знал. <нрзб.> то есть, как это совсем бы и ни при чем тут, только из песни слова не сбросишь. Может, это защита, может, мгновенный баланс. Или утешение.

© Тикки А. Шельен 1993