Действо о ручейке

Се вижу картину за полночь глубоко.
В пурпурном и тонком своем облаченьи
Сидит Император, пока одиноко.
В открытых дверях возникает свеченье,
и некто, возвышенный, как на иконе,
Заходит в полночно-отверстые двери.
Он бос и в каком-то чудном балахоне.
Глядит Император, почти что не веря.
Сей некий становится подле колонны,
не глядя на стены, на ткани, на плиты.
Становится так ослепительно, словно
не ночь на дворе, а светило в зените.
Тогда Император губами сухими,
как будто наитием некоей воли,
пришельцу с трудом говорит свое имя,
потом оживляясь все боле и боле.

Император:

Послушай, дитя, отвечай, заклинаю.
Мне все говорят, будто стали врагами
Ты, юный питомец Божественной стаи,
и я, окруживший чертоги богами,
Обильно украсивший храмы и домы,
в драгие каменья облекший природу.
Чего ж тебе надо, птенец незнакомый?
Скажи мне хоть это. К какому ты роду
относишь себя? Где живут твои братья ?
Я вижу крыла за твоею спиною.
Скажи мне еще. Вашей птичией статью
вы не тяготитесь, оставшись с собою?
Ответствуй, а там, где все злато и сине,
где небо вовеки не серо-жемчужно,
вы видите нас из бездонной пустыни?
И ежели да, то зачем это нужно –
смотреть на нас, видеть пороки и горе,
любить нас и паче того ненавидеть?
А ежели кто-то из нас непокорен,
его созерцанье вас может обидеть?

Пришелец не внял этой спутанной речи,
огромные очи потупив устало.
Возможно, он речи не знал человечьей,
возможно, что знал, но почувствовал жало
в потоке вопросов, к нему устремленных,
он только ресницы вознес, и в секунду
на мраморных плитах в прожилках зеленых
запенился – tertia, quinta, secunda –
живой ручеек, Богоданное слово.
И в пене, в бурлении водоворотов,
живая искринка все снова и снова
сияла, пытаясь добиться чего-то,
все ближе и ближе. И вновь изумленный,
глядит Император, сидящий высоко:
Кораблик под парусом злато-зеленым
пытается справиться с бурным потоком.
Все ближе и ближе к подножию трона
Кораблик из золота, в водах прозрачных
проносится тень драгоценной короны
на фоне ключей, небольших и невзрачных.

Златыми кудрями окутан по крылья,
Стоит Рафаэль с Императором рядом
и ноги, покрытые грязью и пылью,
вода ручейка омывает прохладой.
Стремительны воды истоков соленых,
целительны воды, несущие слово.
От Рая ключи и от царства корона
уходят по водам от пастыря злого.

Куда ты уйдешь, ты, кругом недостойный.
Отыщешь ли место такое на свете,
где б не затихали молчащие войны –
окончатся те – начинаются эти.
А бедный ручей на мозаичных плитах
проносит и помнит, поет и бормочет.
Мой ангел пресветлый, мой Рафаэлито
его направляет и дышит, где хочет.

© Тикки А. Шельен 1993